Штаны, длиной до лодыжек, из фиолетового атласа с белыми шелковыми манжетами, расшиты раковинами и усеяны золотыми блестками, украшены желтыми атласными ромбами, прикрепленными золотой тесьмой, на которую тоже нанесены маленькие алые ромбы. Индийский головной убор (похожий на убор дожа) покрыт розовым муаром с ободом из ракушек и расшит хвойным узором и арабесками золотого кружева с жемчужинами. Спереди возвышается серебряный гребень с султаном из человеческих волос, и кисточки серебряных нитей свешиваются с обеих сторон над ушами посвященного. Ритуальные танцы музыкантов, дароносцев и баядерок священного лотоса следуют один за другим; затем, когда молодой человек в глубоком раздумье останавливается перед святилищем, начинается танец йогов, которые заставляют кружиться дервишей с помощью длинных веревок, привязанных к их шляпам и плечам, так что они, вращаясь, принимают вид дисков. Но вот ритуал прерывается — Девушка (Карсавина) в «крылатом» головном уборе и развевающихся накрахмаленных юбках прорывается через стражников и бросается к ногам новообращенного. Это его возлюбленная, она умоляет его не покидать ее и мир. Tremolando струнных. Молодой человек мягко отказывает ей. Танец мольбы проходит под наивную музыку, вызывающую в мыслях образы Адана. Не обращая внимания на гнев жрецов, Девушка в танце рассказывает историю их прежнего счастья, молодой человек наблюдает за ней, в его душе рождается тревога, он начинает сомневаться в своем призвании. Под традиционную мелодию вальса движения Девушки становятся более быстрыми и соблазнительными. Скандал! Молодого человека хватают и поспешно уводят, а Верховный жрец приговаривает Девушку к смертной казни. Толпа, выстроившаяся в процессию, уходит, оставив Девушку в одиночестве. Ночь. Музыка лунного света. Наверху поблескивает Млечный Путь. (Здесь действительно ощущается прикосновение Кокто.) Девушка ищет выход, но, открыв дверь, освобождает толпу чудовищ и демонов (реминисценция из «Жар-птицы».) Они окружают ее под топочущую музыку. Девушка с мольбой бросается к священному лотосу. Меняется освещение. Монстры съеживаются от страха, пруд освещается. Из пруда, сидя, поднимается Богиня (Нелидова), вся закутанная в золото, на голове ее конический сиамский золотой убор. Она предвестница появления Синего бога. В величественной позе из воды появляется Нижинский. Его тело покрыто синей краской, на голове — сверкающая корона*[241]. Богиня передает ему мольбу Девушки. Он начинает заклинания, чтобы усмирить чудовищ. По словам Кокто:

«Жесты его становятся то мягкими, то неистовыми. Он перемещается от одного чудовища к другому, совершая гибкие и пугающие прыжки, скользит среди пресмыкающейся толпы. Он то зачаровывает их каббалистическими позами, то угрожает. Они пытаются сбросить его на землю, но он ускользает. Он склоняется, когда они прыгают, и взлетает в воздух, когда они наклоняются. По его приказу усики тропических растений обвивают и связывают их, а аромат цветов одурманивает».

«Восточный костюм с короткими рукавами и юбкой из желтого муара, отделанный набивным ситцем в темно-лиловых, синих и белых тонах и белым атласом; с зелеными бархатными лентами, усыпанными зелеными камнями, с вышивкой в зеленых, синих, желтых, черных и золотых тонах; розовые и белые камни оторачивают подол юбки. Желтые шерстяные панталоны с вышитым белым бордюром. Головной убор из золотого газа на проволочной основе с жемчужинами и вышитой розой. Улыбаясь, он показывает Богине, что сделал; она срывает стебель лотоса и протягивает ему, чтобы играть на нем, как на флейте. Следует танец божественного очарования. Соло на флейте приводит самого Бога в состояние небесного опьянения. В конце он торжественно восседает среди прирученных покорных чудовищ».

Огни! Огни! Суета. Выход растревоженных жрецов. При виде чуда они падают ниц. Богиня приказывает жрецам освободить Девушку. Испуганные, они подчиняются. «Ощущение буддийского блаженства наполняет сцену». Любящие воссоединяются. Молодой человек срывает с себя белые ритуальные одеяния. Девушка рассказывает о своих тяжелых испытаниях и танцует от радости. По знаку Богини появляется широкая золотая лестница, поднимающаяся в небесную голубизну, она встает в середину лотоса, благословляя юную пару, а Синий бог поднимается в небеса.

«Синий бог» не получил шумного одобрения, в отличие от других балетов Дягилева, хотя Брюссель в своей статье в «Фигаро» не нашел у него недостатков. Он пишет о том, что композитор, поклонник Моцарта, «старается писать со все возрастающей простотой». Работа художника представляет собой «вершину декоративного искусства». Постановка Фокина так же хороша, как и «Жар-птица», а то, как он поставил сцену укрощения Богом чудовищ (тема, к которой так часто и безуспешно обращались в прошлом), «на этот раз обернулась триумфом оригинальности, изобретательности и пластической красоты». Он хвалил Нижинскую в роли опьяненной баядерки, восхищался достоинствами Нелидовой (отметив ее парижский дебют); воспевал разнообразные дарования Карсавиной, заявив, что в ее искусстве выражена утонченная душа, и счел, что Нижинский никогда не был так великолепен, как в этой роли, достойной его таланта.

Второй новинкой сезона стала показанная 20 мая «Тамара». Она дала возможность исполнить шедевр русской музыки, подвигла Бакста на создание необыкновенных декораций и составила одну из самых сильных ролей Карсавиной. Сцена представляла собой интерьер башни с темно-красными и пурпурными кирпичными стенами, вздымающимися на головокружительную высоту. На груде подушек в окружении слуг грузинская царица-нимфоманка поджидает заезжих путешественников, чтобы подарить им свою любовь, а затем убить. Томная восточная музыка сменяется ритмичными кавказскими танцами, в одном из которых кружащиеся вихрем мужчины, танцующие на носках сапог, бросают кинжалы, так что они вонзаются в пол — драма сливается с танцем. Приезжает странствующий принц в исполнении Больма, его любят, вовлекают в танец, закалывают кинжалом и сбрасывают в реку. Царица впадает в дремоту до тех пор, пока на горизонте не появится следующий всадник. «Вампирья» красота Карсавиной, ее бледное лицо и брови, сведенные по совету Дягилева в одну линию, были запечатлены в портрете Глина Филпота.

Дягилев не жалел ни времени, ни средств, чтобы создать благоприятное мнение о первом балете Нижинского. По словам Фокина, на генеральной репетиции балет встретили таким гробовым молчанием, что после поспешно организованной закулисной конференции Астрюк встал перед закрытым занавесом и объявил, что, «поскольку такое новаторское произведение невозможно понять после одного просмотра, балет будет повторен», а в фойе критикам и любителям балета подали шампанское и икру, чего никогда прежде не происходило.

Декорации Бакста к «Послеполуденному отдыху фавна» представляли собой более условный пейзаж, чем декорации к «Нарциссу» и «Дафнису», словно создавая эту пеструю, испещренную крапинками и полосками, как бы растворяющуюся в воздухе композицию, выдержанную в серых, красновато-коричневых и зеленых тонах, он попытался найти эквивалент музыке Дебюсси на языке узоров и цвета, характерных для Наби. Здесь дизайн значительно больше, чем в других работах Бакста, напоминает всеобъемлющие декорации Вюйяра, в которых ковер, кошка, обои и люди