— Нет, Завулон. Нам к Константину соваться нестоит. У меня есть другое предложение…

Он посмотрел на меня.

Я пощупал языком осколок зуба. Как неудачновышло…

— Я готов, Гесер.

— Шансы есть, — одобрительно кивнул Завулон.

— Раз уж у Кости остались какие-тосентиментальные соображения… вот только сможешь ли ты ударить, Антон?

Я ответил не сразу. Я действительно задумался.

Речь не об аресте. Бить придется наверняка инасмерть. Стать остриём, центром силы, которую будут качать в меня Гесер,Завулон, Эдгар… может быть — и другие маги. Да, я менее опытен, чем Великие. Ноу меня есть шанс приблизиться к Косте без боя.

Исходя из тех самых «сентиментальныхсоображений».

Альтернатива простая — Великие соберут всесилы в кулак. И даже сила Надюшки им потребуется — и Гесер будет требовать отСветланы инициировать нашу дочь…

Альтернативы нет.

— Я убью Костю, — сказал я.

— Не так, — тихо произнес Гесер. — Не тоговоришь, дозорный!

— Я упокою вампира, — прошептал я. Гесеркивнул.

— И не рефлексируй, Городецкий, — добавилЗавулон. — Не жуй свои интеллигентские сопли. Нет на свете хорошего мальчикаКости. Да и не было никогда. Пусть он не убивал людей ради крови, но он —вампир. Нежить.

Гесер одобрительно кивнул.

Я на миг закрыл глаза.

Нежить.

У него нет чего-то, что мы для простотыназываем душой.

Какой-то составляющей, неуловимой даже длянас, Иных. С самого раннего детства — спасибо родителям-вампирам. Он рос,участковый врач слушала его сердце и восхищалась здоровьем мальчика. Онпревратился из мальчика в мужчину и ни одна девушка не сказала, что его губыхолодны при поцелуе. Он мог бы иметь детей — самых обычных детей от самойобычной человеческой женщины.

Но все это — не-жизнь. Все это взаймы, все этоукрадено — и когда Костя умрет, его тело мгновенно рассыплется в прах… потомучто оно давным-давно мертво.

Мы все приговорены к смерти с самого рождения.

Но мы, хотя бы, можем дожить до смерти.

— Оставьте нас с Антоном, — произнес Гесер. —Я попробую его подготовить.

Я слышал, как встали Завулон и Эдгар. Вышли вкоридор, закрылась дверь. Что-то зашелестело — видимо, Гесер прикрыл нас отнаблюдения. А потом спросил:

— Переживаешь?

— Нет, — я покачал головой, так и не открываяглаз. — Размышляю. Костя ведь, все-таки, пытался вести себя не как вампир…

— И до чего додумался?

— Он не выдержит, — я открыл глаза и посмотрелв лицо Гесера. — Он не выдержит, сорвется. Физиологическую потребность в живойкрови он сумел погасить, а вот все остальное… он не-живой среди живых итяготится этим. Рано или поздно Костя сорвется.

Гесер ждал.

— Он уже сорвался, — сказал я. — Когда убилВитезслава и инквизиторов… один из инквизиторов был Светлым, верно?

Гесер кивнул.

— Я все сделаю как надо, — пообещал я. — Мнежалко Костю, но тут уж ничего не поделать.

— Я в тебя верю, Антон, — сказал Гесер. — Атеперь спрашивай то, что ты действительно хотел спросить.

— Что вас держит в Ночном Дозоре, шеф? — спросиля.

Гесер улыбнулся.

— Мы все, по большому-то счету, одной грязьюмазаны, — сказал я. — Мы боремся не с Темными, мы боремся с теми, кого иТемные-то отвергают… с психопатами, маньяками, беспредельщиками. По понятнымпричинам таких больше среди вампиров и оборотней. Так ведь и Темные… ДневнойДозор ловит тех Светлых, кто хочет разом всех облагодетельствовать… по сути —тех, кто может раскрыть людям факт нашего существования. Инквизиция… она вродебы над схваткой, а на деле — следит, чтобы Дозоры не восприняли свою функциювсерьез. Чтобы Темные не стали стремиться к формальной власти над миром людей,чтобы Светлые не стали искоренять Темных начисто… Гесер, Ночной и ДневнойДозоры — это две половинки одного целого!

Гесер молчал. Смотрел на меня и молчал.

— Это… специально так было задумано? — спросиля. И сам же себе ответил: — Да, наверное. Молодежь, только что инициированныеИные — могли бы не принять общий для Светлых и Темных Дозор. Как же так — идтив патруль с вампиром! Я бы сам возмутился… И вот — созданы два Дозора, низшиечины с азартом ловят друг друга, руководство интригует — от скуки и радиподдержания формы. А начальство-то общее!

Гесер вздохнул и достал сигару. Срезал кончик,закурил.

— Я, дурак, все время думал, — пробормотал я,не отрывая взгляда от Гесера. — Как вообще мы существуем? Вот Дозор Самары, вотДозор Великого Новгорода, вот Дозор поселка Киреевский Томской области. Всевроде бы самостоятельны. По сути — при всех проблемах бегут к нам, в Москву…Хорошо, это не оформлено де-юре, но де-факто — Московский Дозор руководитДозорами всей России.

— А также трех государств СНГ… — пробормоталГесер. Выпустил клуб дыма. Дым стал собираться в воздухе плотный густымоблаком, не расползаясь по купе.

— Хорошо, а что дальше? — спросил я. — Но каквзаимодействуют независимые Дозоры России и, к примеру, Литвы? А России, Литвы,США и Уганды? В человеческом мире все понятно, у кого дубинка больше и кошелектолще — тот и заказывает музыку. Но ведь российские Дозоры покручеамериканских! Я даже думаю…

— Самый сильный Дозор — французский, — скучнымголосом сказал Гесер. — Сильный, хоть и крайне ленивый. Удивительный феномен.Не можем понять, с чем это связано — ну не с потреблением же сухого вина иустриц в немыслимых масштабах…

— Дозорами правит Инквизиция, — сказал я. — Неспоры разрешает, не отступников наказывает, а именно правит. Дает разрешение нате или иные социальные эксперименты, назначает и снимает руководство… переводитиз Узбекистана в Москву… Есть Инквизиция — и у нее есть два рабочих органа.Ночной и Дневной Дозоры. И единственная цель Инквизиции — сохранениесуществующего статус-кво. Потому что победа Темных или Светлых — это все равнопоражение Иных в целом.

— Что дальше, Антон? — спросил Гесер.

Я пожал плечами.