Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Си-жэнь подождала у ворот, пока Бао-юй опустил занавески в коляске и уехал.
Мин-янь и Хуа Цзы-фан, ведя на поводу лошадь Бао-юя, шли за коляской.
Когда добрались до улицы, где находился дворец Нинго, Мин-янь приказал остановить коляску и сказал Хуа Цзы-фану:
– Мы со вторым господином сначала проберемся в восточный дворец и потолкаемся там немного, и только оттуда сможем уйти в западный дворец, не вызывая подозрений.
Услышав это, Хуа Цзы-фан помог Бао-юю выйти из коляски, а сам пошел отвести на место его коня.
– Извини, что я тебя затрудняю, – сказал ему на прощание Бао-юй.
С этими словами он скрылся за воротами дворца Нинго. Но об этом мы рассказывать не будем.
После того как Бао-юй вышел из дому, служанки предпочли развлекаться, как кому вздумается. Одни сели играть в облавные шашки, другие – в кости, щелкая тыквенные семечки, от чего весь пол в комнате был усеян шелухой.
Неожиданно вошла мамка Ли, чтобы справиться о здоровье Бао-юя, но, узнав, что его нет дома, и увидев, что служанки всецело поглощены играми, она сказала:
– После того как я ушла отсюда и стала редко приходить, вы еще больше распустились, и другие мамки не осмеливаются вам слово сказать. Это вам потакает Бао-юй, который, как фонарь на длинном шесте, светит для других, а себя осветить не может; ему кажется, что все люди грязные, а он один чист! Ведь вы находитесь в его комнате, а насорили и перевернули все вверх дном!
Служанки знали, что Бао-юй не станет к ним придираться, да и мамка Ли уже не имеет права распоряжаться ими, а поэтому они не обращали на нее внимания.
Мамка Ли между тем продолжала выспрашивать:
– Как сегодня спал Бао-юй? Как ел?
Служанки отвечали ей разными глупостями, а некоторые из них недовольно ворчали:
– Ну и надоедливая старуха!
– В той чашке сладкое молоко, – не унималась мамка Ли, – почему вы не даете его мне?
Не получив ответа, мамка Ли взяла чашку и хотела пить.
– Эй, эй, не трогай! – крикнула одна из служанок. – Это оставлено для Си-жэнь, и если Бао-юй узнает, что кто-то выпил, он будет сердиться! А уж если взяла, сама ему и признавайся, мы за тебя отвечать не хотим!
Мамка Ли сначала смутилась, но потом рассердилась:
– Я не верю, чтобы он был настолько мелочным! Стоит ли рассуждать о какой-то чашке молока! Даже если бы здесь было что-нибудь подороже, и то я заслужила! Неужели Си-жэнь для него значит больше, чем я? Неужто он не помнит, кто его выкормил? Он вырос на моем молоке, в которое превращалась моя кровь, неужели он станет злиться из-за чашки коровьего молока? Нарочно выпью, посмотрим, что он сделает! Вы носитесь с Си-жэнь как невесть с чем, а ведь я эту дрянную девчонку воспитала! Подумаешь, фря какая!
Она рассердилась не на шутку и выпила все молоко. Тогда другая служанка с улыбкой сказала ей:
– Эти девчонки не умеют разговаривать со старшими, и неудивительно, что вы вышли из себя. Да разве Бао-юй может рассердиться из-за чашки молока? Он сам еще пришлет вам угощений!
– А ты не будь лисой! – обрушилась на нее мамка Ли. – Думаешь, я не знаю, как в прошлый раз из-за чашки чая выгнали Цянь-сюэ! Если я провинюсь, сама и отвечу!
С этими словами она, возмущенная, вышла.
Вскоре возвратился Бао-юй и приказал людям пойти встретить Си-жэнь. Неожиданно он заметил Цин-вэнь, неподвижно лежавшую на кровати.
– Заболела? – спросил Бао-юй. – Или проигралась?
– Она сначала выиграла, но потом пришла старая мамка Ли, все перепутала нам – вот она и проигралась, – объяснила за нее Цю-вэнь, – и теперь от злости легла спать.
– А вы близко к сердцу не принимайте, – улыбнулся Бао-юй, – пусть она делает что хочет.
В это время пришла Си-жэнь, и они поздоровались друг с другом. Си-жэнь спросила у Бао-юя, где он обедал, когда вернулся домой, а также от имени своей матери и сестер передала привет подругам. Затем она переоделась и сняла с себя украшения. Бао-юй приказал подать ей сладкое молоко.
– Няня Ли его выпила, – доложили ему служанки.
Бао-юй хотел что-то сказать, но тут поспешила вмешаться Си-жэнь.
– Так вот что ты для меня оставил! – воскликнула она. – Спасибо большое за заботу! Я это сладкое молоко очень любила и недавно столько выпила, что желудок расстроился. Полегчало только тогда, когда меня стошнило. И хорошо, что она выпила – не пропадать же ему зря. Мне бы хотелось сушеных каштанов. Может быть, ты очистишь? А я постелю тебе на кане.
Бао-юй принял ее слова за чистую монету, сразу забыл о молоке и, присев возле лампы, принялся чистить каштаны. Заметив, что служанки вышли из комнаты, он с улыбкой обратился к Си-жэнь:
– Кто это такая была у вас в красном платье?
– Моя двоюродная сестра, – ответила Си-жэнь.
Бао-юй восхищенно поглядел на нее и вздохнул.
– Ты чего вздыхаешь? – удивилась Си-жэнь. – А впрочем, понимаю: ты считаешь, что она недостойна так наряжаться!
– Вовсе нет! – засмеялся Бао-юй. – Если такая девушка недостойна, так кто же тогда достоин? Она такая миленькая, что я подумал, как хорошо было бы взять ее в наш дом.
– Пусть уж одной мне суждено быть рабыней, – холодно усмехнулась Си-жэнь, – неужели и все мои родственницы должны быть рабынями? Видимо, у вас в доме хотят держать только хороших и красивых служанок!
– Какая ты подозрительная! – заметил ей Бао-юй. – Неужели ты думаешь, что прийти в наш дом – значит непременно стать рабыней. Разве она не могла бы жить у нас как родственница?
– Ну нет, этого она недостойна! – бросила Си-жэнь.
Бао-юй не пожелал больше с ней спорить и молча продолжал чистить каштаны.
– Что же ты замолчал? – улыбнулась Си-жэнь. – Может быть, я тебя обидела своими словами? В таком случае наберись духу и купи ее за несколько лян серебра.
– Что я могу на это ответить? – произнес Бао-юй. – Восхищаясь ее красотой, я всего-навсего хотел сказать, что только такие, как она, достойны жить в роскошных домах и огромных дворцах, а грязным тварям, как мы, здесь не место.
– Такого счастья, правда, ей не выпало, – заметила Си-жэнь, – но мои тетушка и дядюшка любят ее, как сокровище, и с детства избаловали. Ей уже семнадцать лет, все приданое для нее готово, и на будущий год она выйдет замуж.
Услышав слова «выйдет замуж», Бао-юй невольно два раза ахнул. Ему сразу стало не по себе, но тут он снова услышал слова Си-жэнь:
– В течение нескольких лет я почти не