неминуемого разгрома благодаря появлению юного Гавейна, его братьев и кузенов, которых Мерлин под разными личинами извещает об опасности, грозящей этим государям. Тут же из башни Логра, Камалота или из замка Арондель выступают добрые молодцы, обращают Сенов в полное бегство и с триумфом приводят обратно королей, которых они освободили.

Вполне вероятно, что все эти отчеты об отдельных вылазках и о более или менее спорных успехах, которые, заметим, ничего не меняют в расстановке сил нападения и обороны, заимствованы из более древних лэ, хорошо известных современникам нашего романиста. Тот, кто взялся бы сочинять эти повести в XII веке, постарался бы поточнее привязать их к легенде об Артуре и не стал бы прерывать ее, чтобы пуститься в рассказы о битвах, в которых герой не принимает ни малейшего участия и от которых, видимо, ни один читатель не требовал особых откровений. Вся польза, которую из него извлекут самые неутомимые читатели, состоит в более полном знакомстве с персонажами, которые впоследствии займут на сцене больше места, – такими, как Гавенет, или Гавейн, первейший среди всех; его братья Гахерис, Гарет и Агравейн; Галескен, сын Нотра; Сагремор, юнец из Константинополя; сыновья Идера Уэльского – Ивонет, или Ивейн Большой, и Ивейн Побочный; Адраген Смуглый, Додинель Дикий; Ивейн Белорукий; четвертый Ивейн – Лионельский[409]; Госуэн Эстрангорский; Кэй Эстрауский и Каэдин Малый.

IV. Рождение сына Мордреда[410] у королевы Оркании, сестры Артура. – Любовь Вивианы и Мерлина в Бриокском лесу

Единственный эпизод борьбы королей-вассалов против Сенов, который связан с общим сюжетом, касается Лота, короля Оркании и Леонуа, которого языческий король Эррант[411] держал в осаде в его столице.

Отчаявшись долго продержаться против множества врагов, Лот решил[412] под покровом ночи достичь укрепленного замка Глоседон с тем, что имел самого дорогого на свете с тех пор, как уехали четверо старших сыновей, а именно со своей супругой – Артуровой сестрой – и младенцем Мордредом, отцом которого он мнил себя. Небольшая кавалькада выбралась через потайную дверь, выходящую в сад: королева на иноходце, дитя в колыбели, порученной верному оруженосцу. Проехав целый день, они внезапно встретили войско в три тысячи Сенов под началом короля Торуса, ведшее к королю Эрранту богатый обоз из стоянки под Аронделем. Не миновать было неравной схватки. И пока король Лот волей-неволей отступал на поле боя, королева очутилась в плену, а оруженосец с доверенной ему драгоценной ношей бежал в сторону Аронделя.

Гавенет, его братья и прочие молодые воины, сыновья, племянники или кузены короля, пребывали тогда в том самом городе Аронделе. Пока они с высоты стен озирали поля, вдруг подъехал на расстояние оклика рыцарь, в добротных доспехах, на дюжем боевом коне. Щит его местами был пронзен, кольчуга изорвана, подпруга коня покраснела от крови, сочившейся из свежих ран.

– Есть ли среди вас боец, – крикнул он, – такой смелый, чтобы пойти со мной без охраны, не считая меня самого?

Гавейн в ответ:

– За вами? в какую сторону?

– Кто вы, молодой человек?

– Ратник, сын короля Лота Орканийского; меня зовут Гавейн.

– Ей-богу! – ответил рыцарь, – вот вас-то это и касается. Там у въезда в лес Сены увозят целую гору добычи, награбленной у христиан; если вы у них ее отобьете, вам зачтется распрекрасный подвиг: но вы слишком трусливы, чтобы такое предпринять. Попробую-ка я в одиночку.

Услышав, что его назвали трусом, Гавейн покраснел от стыда.

– Хоть бы я там умер на месте, – сказал он, – но мы пойдем вдвоем.

Тот же, посмеиваясь в плащ, сделал вид, что не слышит, и отдалился.

– Подождите же меня! – закричал ему Гавейн, – я вправду собрался ехать с вами; но обещайте мне, по крайней мере, что вы не замышляете никакой измены.

– Если только в этом дело, я вам обещаю, – ответил рыцарь.

Гавейн тут же потребовал свои доспехи, и пока его облачали, прочие бойцы получили от неведомого рыцаря дозволение участвовать в походе. Они вышли из Аронделя числом семь сотен, отборные и на отборных конях. Проехав весь день и всю ночь, на восходе солнца они услыхали громкий шум и крики. К ним подбежал оруженосец, весь перепуганный, неся в руках колыбель.

– Кто вы, – спросил Гавейн, – и почему так бежите?

Признав в них христиан, тот ответил:

– Я из людей короля Лота, его здесь недалеко на краю поля застигли Сены. Когда мы пробирались к Глоседону, где думали укрыться, Сены напали на нас и захватили в плен королеву. Король отступил, ничего тут не поделать, а я бежал в надежде спасти дитя, вот это, в колыбели. А вы, ради Бога, не ходите дальше, там столько нехристей, что вам против них не устоять.

– Слушай, что тебе надо делать, – ответил Гавенет. – Не выходи из этого леса, пока не придет от нас вестей, и ты не пожалеешь, будь уверен.

Оруженосец согласился делать, как сказано, и добрался до леса со своей драгоценной ношей.

Гавенет, его дружина и ведший их рыцарь миновали еще один лес, вышли на край пустоши и разглядели в одной стороне короля Лота, скачущего во весь опор к Глоседону; а в другой, посреди луговины, даму превеликой красоты, которую свирепый Торус держал за распущенные косы. Преданная в руки нечестивцев, дама взывала: «Святая Мария, Матерь Божья, приди мне на помощь!» Торус зажимал ей уста железной перчаткой, бил ее до крови; затем дама упала, словно замертво, запнувшись в своем длинном платье, и Торус положил ее распростертой на своего коня; но она была не в силах там удержаться, и он снова ухватил ее за длинные волосы и поволок за собою. Гавейн, увидя это, пришпорил коня и скоро признал в истязаемой даме свою мать-королеву.

– Блудодейское отродье! – воскликнул он, потрясая острой пикой, – несдобровать тебе за то, что ты посмел поднять руку на эту даму! С тебя любой расплаты будет мало!

Услыхав угрозы, Торус оставил даму, взял крепкое копье и стал поджидать Гавенета, который налетел на него, как буря. Копье Торуса обломилось, Гавенет вонзил пику ему в грудь и бросил его на луг бездыханным. Тут подоспели Агравейн, Гахерис и Гарет; первый отсек ему голову, двое других – руки; они изрубили его тело в сотню кусков, а после сообща ринулись на Сенов; те противились долго, но отступили и убрались прочь. Гавейн немедля возвратился к матери; он сошел с коня, обнял ее, расцеловал. Увы! она уже не подавала признаков жизни. Сын кусал локти,