А Магдалина? Она спасла ему жизнь ценойсобственной чести и даже, возможно, рискуя собственной жизнью. Было ли этолюбовью? Он никогда не узнает этого. Он стал японцем и, значит, выбросил её изголовы. Единственный способ. Одно чересчур бурное утро она принадлежала ему,стала для него воплощением красоты. Он поклонялся этой красоте, боготворил её.Но любил ли он её? Да и что такое любовь? Чисто физическое влечение, извержениеего чресел? Нет, здесь что-то большее. Он женился на Мэри Хайн, чтобы удовлетворитьсвою похоть. Он угробил свою карьеру, чтобы утолить потребность своего тела вМагдалине. Но любви там не было. Любовь спала на циновке за его спиной. Всётакая же девочка – маленькая, аккуратная, бесконечно прекрасная, бесконечнопреданная, бесконечно самоотверженная. Девочка, хотя уже дважды ставшаяматерью. Любовь исходила ещё и от Джозефа с Сюзанной. Как он может оставить их?Любовь была не только в его семье, она исходила и от Мельхиора с его женой, отКимуры и Асоки, от всех жителей Миуры.

Но эта любовь влекла за собой ответственность.Это значило не только не предать их ни при каких условиях, но и отомстить засмерть Кейко. Это было единственным облаком на его горизонте. Пока он тамостаётся, спокойной жизни для Андзина Миуры не будет и теперь, когда еговызывают в Сидзюоку, когда выполнение его долга становится реальней и ближе. Ново что это выльется? Он не думал, что возможная встреча с Магдалиной как-нибудьповлияет на него. Его собственная гибель?

Его собственная гибель. Вот в чём загвоздка.Так, значит, он трус? Он так не думал. Он был просто мирным человеком. Впрочем,в Японии эти два слова являлись синонимами. Это говорил в нём христианин. Онснова был счастлив, оказавшись опять в море, на мостике корабля, которым он непросто командовал, но который он и построил собственными руками. Он чувствовал,как его корпус скользит по волнам, повинуясь каждому его желанию. По егоприказу выставлялись паруса, он лично прокладывал курс, которым им следовало идти.А теперь на другой стороне океана, у Акапулько или дальше, плывёт второй егокорабль. Что за странное это было дело – во всех отношениях. Странно, что УиллАдамс, корабельщик из Джиллингема, графство Кент, отправляется с миссией мирана Разбойничьи острова, к испанцам. Странно, что они приняли его, вместо тогочтобы сразу отправить в лапы инквизиции. Впрочем, они приняли его не как УиллаАдамса, а как Андзина Миуру, хатамото на службе великого принца ТокугавыМинамото но-Иеясу.

Приняли, но практически проигнорировали.Вежливые слова, вежливый интерес к Японии. Тогда. Он подумал в ту пору, чтозвезда Уилла Адамса начинает закатываться. Что та удачливость, которая такинтриговала Иеясу, испарилась, оставив его всего лишь обычным человеком, нотогда ему было всё равно. У него была Миура, куда он мог возвратиться. У негобыли свои деловые интересы, когда он получил доступ к богатым рынкам Юга.

Но он ошибся. Испанцев тогда действительно неинтересовала Япония, но потом подвернулось это дело с галеоном, шедшим изАкапулько, – его снесло штормом и разбило о камни у берегов Бунго. Человектридцать утонули, но больше трёхсот спасли, и среди них – наместника испанскогокороля, направлявшегося в Мадрид, дона Родриго Виверо-и-Веласко.

Какая удача! Пришлось ему тогда посуетиться –сначала съездить на юг, чтобы возобновить знакомство с наместником, потомсопровождать его в Эдо для встречи с сегуном. Это вылилось в нечто,напоминавшее дружбу, когда испанец обнаружил в Японии то очарование, которое всвоё время околдовало англичанина. А в результате? Пообещали послов и взяливзаймы больший из двух построенных Андзином Миурой кораблей, переименовав егопо этому случаю в «Санта Буэнавентура». Где-то он сейчас?

Но даже тогда Иеясу не принял его. Принцсохранял своё внешнее недовольство, и с Уиллом обращались как с обычнымвысокопоставленным дворянином. Но удача, так нужная Иеясу и снова повернувшаясяна мгновение к нему лицом, превратилась прямо-таки в сплошную полосу везения.Ещё год, и голландский корабль, такой долгожданный, бросил якорь в Нагасакскойбухте. Товар голландцы привезли откровенно дрянной, но они пришли и придутснова. В знак своей заинтересованности они оставили посольство, вручили принцуписьма своего правителя и пообещали устроить регулярные визиты торговогокорабля, хотя и не привезли ничего для Уилла Адамса.

В Англии он позабыт. Но не в Японии, потомучто его ожидание закончилось… Вчера его вызвали в Сидзюоку. Значит, он сноваможет ухватить судьбу за хвост. Какое ему дело до кровной вражды? Зачем отниматьу кого-то жизнь? Сикибу открыла глаза, нащупала рукой пустоту откинутыхпростыней. Он опустился рядом на колени.

– Я не хотел тебя будить.

– Я почти и не спала уже, – ответила она. – Япросто лежала, чувствуя ваше тепло рядом, зная, что вы здесь, мой господин. Впоследний раз.

– Ты думаешь, я не вернусь? – Как грустны еёглаза. Кажется, что они уходят в бесконечность её разума. Вневременного разума,размеров которого он даже не осознавал, уже не говоря об обладании им. Можетбыть, он никогда особо и не старался. Может быть, этот момент настал сейчас.

– Предположим, кто-нибудь приручит орла, –сказала она. – Хотя нет, приручить орла невозможно. Тогда предположим, чтораненый и нуждающийся в защите орёл сам прилетит к кому-то. Он красив, силён,может летать в синеве неба. Но наступает момент, мой господин, когда орёл сноваздоров и его нужно выпустить на волю.

– Я не орёл, Сикибу. – Его пальцы скользнулипо её спине – такой изящной и в то же время сильной. Она была не слабее ПинтоМагдалины и доказывала это не раз, удовлетворяя его желания.

Его желания. Как глупо предаваться мечтам,когда здесь, под рукой, воплощение всего того, что может пожелать мужчина: всята страстность и вся та молчаливая уступчивость, все то унижение и вся тагордость, все подчинение и вся власть. И никакой опасности. Вот в чём суть.

– Но вы снова уйдёте в море, мой господин, –настаивала она. – Теперь, снова обретя благосклонность принца, вы получитеновые поручения. Вас снова подолгу не будет дома.

– Не знаю, Сикибу. Не знаю. Я даже не знаю,обрёл ли я прежнее расположение принца. – Его ладони легли на ягодицы жены,притягивая её. Этой ночью они любили друг друга до изнеможения, но он сновахотел её. Она уже прижималась к нему, её рот приоткрылся в затаённом желании,которое он так хорошо узнал. Но дверь-ширма в углу комнаты в этот моментотъехала в сторону.

Уилл сел, Сикибу откатилась в сторону:

– Я побью их и отошлю прочь, мой господин.

– Нет. Их я тоже вижу слишком мало.