— Я уже говорил тебе, что не собираюсь сбегать, и сейчас ничего не изменилось, — Щегол провел рукой по лицу, и ушибленные места заныли от боли. — Это конец для Птиц?

— Любой конец — начало чего-то нового, — Ласточка пожала плечами и прикрыла глаза, будто от усталости. — Сокол радикален в своих решениях, но глупо его за это осуждать.

— Я его понимаю, — Щегол кивнул. — А куда теперь ты?

Ласточка поджала губы, а после рассмеялась. Этот вопрос должен был остаться без ответа, поскольку тот был настолько очевиден, что становилось в разы грустнее. Она тяжело вздохнула и посмотрела на свой рюкзак.

— За Соколом.

— Но почему? — Щегол провел рукой по волосам и тяжело вздохнул. — Ты можешь остаться здесь, а можешь поехать куда угодно. У тебя открыты все пути, а ты все равно идешь за ним, — поймав мысль за хвост, он замолчал.

Только сейчас он увидел ту самую нить, что тянулась от Ласточки к Сизому и их роли в Гнезде. Они жертвовали всем ради близких людей и следовали за ними даже на самое дно, они бросались на амбразуру во благо других, забывая о собственной жизни безо всякой отдачи.

— Почему ты выбираешь его, а не себя? — Щегол понял, что именно этот вопрос хотел сильнее всего задать Ласточке.

— Мы приросли друг к другу намертво и навсегда. Отказаться от него для меня значит отказаться от собственной души, — Ласточка подняла рюкзак и спустилась с крыльца. — Спасибо, что напомнил мне того, о ком я уже начала забывать. Береги себя, — она махнула рукой Щеглу и ушла по тропинке куда-то в сторону города.

Щегол проводил ее взглядом до момента, пока ее силуэт не скрылся за массивными соснами, а после пошел в Гнездо. Нужно было куда-то двигаться дальше, и пока что вариантов было не много. В Гнезде тишина сменилась руганью, и голова Щегла затрещала с новой силой.

— Ты не можешь уйти! — Сорока сидела на диване, цепляясь за рукав Чижа. — Не оставляй меня! Не оставляй меня одну.

Чиж же стоял посреди гостиной с одной барсеткой, готовый сбежать с минуты на минуту. Лишь цепкая хватка Сороки останавливала его от побега. Он был вымотан, небрит и казалось, не спал уже несколько суток. От прежнего Чижа в нем не осталось почти ничего. После смерти Сизого он совершенно перестал взаимодействовать с другими Птицами и полностью закрылся в себе. Щегол смотрел на него и понимал, что время с Птицами медленно, но верно убивает его, и Чиж и в правду должен уйти.

— Я не останусь. — Он отдернул рукав от Сороки. — Все в этом месте напоминает мне о том, что я слепой эгоист, а я так больше не могу. Если нужно будет сесть в тюрьму, я сяду. Может, хоть так я искуплю свою вину, — Чиж прошел мимо Щегла и остановился у двери. — Прощайте.

Раньше Щегол думал, что стало пусто после смерти Сизого, ведь тишину почти никто не заполнял, и исчезли все легкие и беззаботные разговоры о чем-то помимо дел. Теперь же пустота ощущалась иначе. Словно ты ступаешь через порог дома, в котором прожил всю свою жизнь, но больше никогда не услышишь голосов и не увидишь людей в этих стенах. Уход Сокола превратил Гнездо из дома в остатки прошлого, которое все последующие годы ты будешь с ностальгией соскребать со стен. Остается лишь цеплять за моменты из воспоминаний, ведь ничего подобного больше не создать. Можно хоть сотню раз пытаться повторить оригинал, но от качества и количества попыток они никогда не перестанут быть всего лишь копией. Щегол сел на диван рядом с Сорокой, что изо всех сил пыталась заставить себя не плакать, но слезы так и текли по ее щекам.

— А ты почему не ушел? — она обиженно взглянула на Щегла. — Если решил благородно со мной попрощаться, то не надо. Просто уходи.

— Ты остаешься? — Щегол бросил ответный вопрос. — Почему?

— Потому что мне некуда идти! Доволен? — Сорока скрестила руки на груди. — У всех вас есть семья и дом, а для меня Птицы были семьей, а Гнездо — домом. Вы все разбрелись по родным, а я осталась одна. Смешно, правда? Я сбегала, чтобы найти семью, а в итоге снова осталась одна.

— Я не оставлю тебя одну, — Щегол положил руку ей на плечо. — Я останусь здесь и не сбегу.

Сорока удивленно взглянула на Щегла, а после недоверчиво нахмурилась, ожидая подвоха.

— Не надо меня жалеть или делать одолжений.

— Не буду, — Щегол вскинул руки. — Но я все равно останусь.

На кухне засвистел чайник, и с кухни вышел Глухарь, держа в руках заварник и три кружки с рисунком красных петухов. Он поставил их на столик и разлил ароматный чай по кружкам.

— Вот и отлично, — он сел в кресло. — Мы найдем того, кто виновен в смерти Сизого, и закончим эту кровавую битву.

— Вы тоже остаетесь? — Щегол радостно улыбнулся Глухарю.

— А куда я денусь, — он добродушно рассмеялся. — Это ведь мой дом.

Чай был горячим, Гнездо — пустым и тихим. Но все это было не так уж и важно, пока есть общая цель и люди. Число Птиц уменьшилось, но они никуда не исчезли, а всего лишь разбрелись по разным уголкам. Убийца никуда не растворился, и опасность все еще подстерегала за углом. Теперь это уже не битва Сокола, а сражение каждого, кто был в Гнезде. Сбежать из Гнезда сейчас было сравнимо с тем, чтобы бросить читать книгу сразу же после завязки или оставить крем с торта несъеденным. Щегол так не умел и не хотел. Он желал сполна насыться временем с Птицами, пока еще есть эта возможность.

Глава 26. Дети Филина

«…Что, повторюсь, сомнительно для сна,

но это только сон и не иначе,

я понимаю это до конца.

И всякий раз, не повстречав отца,

я просыпаюсь, оттого что плачу…»

А иногда отец мне говорил. Борис Рыжий

Осень брала бразды правления в свои руки, и вот уже третий день без перерыва лил дождь. Нельзя было сказать, что пришла она неожиданно, но Сокол был явно не подготовлен к этой острой необходимости рыскать по городу в поисках жилья. Каждый день, когда появлялось свободное время от поручений Красикова, Сокол шел по бедным районам искать сдающиеся квартиры. Он был готов согласиться на район для безнадежных пьяниц и дебоширов, но даже там не осталось свободных квартир. Он мысленно ругал себя