тебе не о чем беспокоиться. Я в порядке. Зря ты позвонила. Теперь из-за этого у меня проблемы.

За окном на небе сгущались тучи, а светлый чистый дворик превращался во что-то гнилое и грязное, от чего хотелось спрятаться, укрыться и не видеть. Щегол посмотрел на свои руки. Неужели это он запятнал своим присутствием такое красивое и уютное место. Вот уж повезло ему в этой лотерее выиграть именно эту черту Сокола. Внутри тяжелел камень от того, что он сейчас здесь, а не с Птицами. Щегол должен помочь, должен работать за двоих, а не разгребать собственные проблемы.

— Зря? Зря позвонила?! — Настя так и сидела на полу, глядя в спину Щегла. — Ты на год пропал! По всему городу листовки с твоим лицом. Я чуть с ума не сошла из-за всей этой истории, а ты говоришь, что не хочешь возвращаться, — она снова начала плакать. — За что ты так поступаешь со всеми нами?

— Почему ты здесь? — Щегол взглянул на нее, слегка повернув голову.

— Что? Ты вообще слышал, что я сказал?

— Почему ты не в Новокузнецке? Что ты здесь забыла? Если ты здесь, то откуда знаешь, что меня ищут? — сам не понимая почему, но Щегол злился на Настю, на себя, на Сокола, на Птиц.

— Я поступила сюда. Защитила диплом. Осталась, потому что предложили работу, а домой я каждое лето езжу, чтобы с семьей увидеться, — она вытерла слезы и села на угловой диванчик. — Про тебя узнала почти сразу. Мама рассказала. А когда приехала домой, то помогала с поисками.

— А номер откуда?

— Был написан на одной из листовок с твоим лицом. Я когда их летом раздавала, то несколько случайно с собой ухватила и вот сегодня увидела. Я каждый день смотрела, появилась ли какая-то новая информация о тебе. Боялась, что найдут мертвым в Томи.

— Зачем это все? Мы всего лишь сидели за партой, — Щегол повел плечом и снова уставился в окно. — Чернова вон родила три года назад и осталась одна с ребенком. Ты же не бросилась ей помогать. А я то причем.

— Вань, я вообще-то влюблена в тебя была.

Удар в спину. Этот факт немного объяснил альтруистический настрой Насти в школе, да и сейчас. Возможно, встретившись хотя бы полгода назад, Щегол бы пошел за ней и вернулся домой. Это нелепое признание бы встало у него поперек горла, а вина за свою невнимательность обжигала бы вены изнутри. Но не сейчас. Щеглу все еще было стыдно, но поступиться со своими обещаниями и сбежать он теперь не мог даже под дулом пистолета.

— Прости, — Щегол протер руками лицо, и ушибленные области заныли от боли. — Я не могу вернуться. Это будет подло по отношению к тем людям, которые верят мне и которым верю я. — В груди что-то непривычно жгло. Теперь они поменялись местами, и уже Щегол стоял на коленях перед Настей. — Со мной все в порядке и я даже счастлив. Мне жаль, что своим поступком я поставил многих на уши, но в тот момент у меня не было выбора.

— Я могу чем-то помочь тебе? — Она снова плакала, и сейчас на это было слишком больно смотреть.

— Можешь. И я даже сам прошу тебя об этом. Очень сильно прошу, — Щегол поджал губы и уткнулся носом в ее ладони. — Не говори никому о том, что видела меня и забудь тот номер, по которому звонила. Ты спасешь меня этим поступком.

— Ладно. — Она всхлипнула. — Хорошо, я сделаю.

— Я буду должен тебе до конца жизни. — Щегол поднялся, но перед тем, как уйти, погладил девушку по плечу. — Спасибо за то, что переживала за меня. Но больше не нужно, со мной все будет в порядке, обещаю.

Щегол выбежал из квартиры и не оглянулся, пока бежал до маршрутки. Казалось бы, самое сложное было позади, но впереди его ждали Птицы и Сокол. Щегол понятия не имел, как оправдываться перед ним, ведь вся эта история с номером звучала слишком странно и была похожа на вымысел. Выйдя из квартиры Насти, Щегол определил для себя, что от Птиц он не уйдет, а значит, будет до последнего бороться за свое место в Гнезде. Отказаться от Птиц было для него что-то из разряда фантастики. В самый разгар битвы сбегают лишь трусы, а до начала битвы не сбегает никто. Птицы помогли Щеглу найти свое место и обрести что-то, о чем он даже не подозревал вне этого леса и этого города. Он прирос к Птицам чем-то изнутри, а Птицы поглотили его с головой. Вырвавшись из этого организма, Щегол бы непременно повредил жизненно важные органы. И пусть сейчас его лицо разбито, а на душе скребут кошки, он чувствует себя гораздо лучше, зная, что в домике в лесу его все еще ждут.

* * *

Внутри Гнезда было неспокойно. Сокол собрал всех Птиц в гостиной, чтобы расставить все на свои места. Смерть Сизого сильно подкосила его, и теперь он превратился в параноика, который подозревал в предательстве каждого. Теперь Птицы казались ему не семьей, а незнакомцами, что готовы воткнуть нож в спину в любой момент. Он монотонно потирал щетину на бороде и расхаживал по комнате, не обращая внимания на то, что собранные им Птицы уже несколько минут сидят на диване и ждут причины их собрания. Соколу казалось, будто все они смеются, осуждают и считают его полнейшим дураком. Каждый из них будет спасать лишь себя, когда наступит момент. Каждый из них сбежит. Каждый из них предатель.

Сокол медленно оглядел всех с ног до головы. Чижу стало абсолютно плевать на Птиц после смерти Сизого, и он ни за что не рискнет ради них даже секундой времени. Сорока слишком легкомысленна и не понимает всей опасности. Глухарь просто плывет по течению, ему важнее собственное благополучие и спокойствие, какое уж там дело до поисков убийцы. Ласточка, родная и милая Ласточка, она здесь лишь потому, что дала обещание Соколу много лет назад, освободи он ее от этой ноши, так она сразу же сбежит к лучшей жизни. А Щегол труслив и неопытен, чтобы остаться и сражаться. Он так и не изменился, не отесался, не вжился. Сокол ударил рукой по столику, чтобы собраться и разобраться с Птицами раз и навсегда. Как только все стихло, дверь распахнулась, и вернулся Щегол. Только сейчас, развеяв завесу злости и ненависти, он мог оценить ущерб, нанесенный Щеглу. Синяк под глазом розовел все сильнее, а ссадины и ушибы по