Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щегол вернулся в Гнездо спустя минут десять после того, как вернулась Ласточка. Было бы неловко столкнуться с ней в гостиной после всех этих откровений. Теперь Щегол сам себе напоминал помещенного на идее фикс маньяка, что улучает жертву в том, что она на него не смотрит. В конце концов, никто никому ничего не обязан. Что ж, может, именно поэтому Ласточка его и опасалась. Со второго этажа бегом спустился Чиж и презренно бросил взгляд на Щегла, будто тот ему в чай плюнул.
— Поговори со мной! — Следом за Чижом шла Сорока. — Мне тоже тяжело. Ты мне нужен! — она говорила это так жалобно, чем совершенно не походила на себя.
— Сорока. Нет! — Чиж резко на нее обернулся, из-за чего Сорока чуть не упала. — Я не хочу говорить с тобой или что-то обсуждать. Я просто хочу побыть один. Можешь оставить меня в покое?
— Не могу. Почему ты так со мной поступаешь? — Она свела брови над переносицей и поджала губы.
— Потому что у меня сейчас нет сил на тебя. — Чиж вздохнул. — Просто оставь меня в тишине, умоляю.
Чиж спустился и вышел на улицу, предварительно накинув на плечи дождевик, который когда-то любезно одалживал Щеглу. Сорока медленно спустилась по лестнице, цепляясь за перила, как за последнюю ниточку. Шаг за шагом и она оказалась на первом этаже.
— Не расстраивайся, ему нужно время, чтобы вернуться к прежнему состоянию, — Щегол пожал плечами, развалившись на диване. — Хотя уж прости, мне кажется, раньше было не лучше.
— Забей, — Сорока растрепала свои волосы. — Просто я боюсь, что… хотя неважно. Я ничего не боюсь.
— Может, вечером Сплина послушаем? — Щегол подполз к Сороке и склонил голову набок. — Повеселеешь.
— Ты хоть вслушивался в них? — она рассмеялась. — Что уж там веселого.
— Во всем можно найти что-то веселое, — Щегол лег на спину и посмотрел на Сороку исподлобья. — Или можем впасть в тотальное отчаяние, и ты мне расскажешь, о чем эти песни.
— Ну уж нет, отчаяния мне хватает, — Сорока хитро улыбнулась, прищуривая взгляд. — Будешь танцевать со мной под Сплина.
— Таково твое желание?
— Нет! Желание я еще придержу.
Щегол засмеялся и прикрыл глаза, складывая руки на груди. Было слышно, как звенит холодильник, как шумно тикают часы и кашель Сокола в комнате. Сорока чиркнула своей зажигалкой, и вскоре комнату окутал едкий дым. Иногда у Щегла возникало желание попросить у Сороки сигарету, чтобы хоть немного отвлечься от всего этого кошмара. Но, вспоминая самый первый разговор с Сизым ночью, Щегол тут же отгонял прочь от себя эти мысли. Тогда Сизый сказал, что гордился бы Щеглом только сильнее, если спустя год у Птиц тот так и не закурит. Только сейчас он распробовал всю горечь сказанных слов. В гостиной зазвенел стационарный телефон, и Щегол подскочил от неожиданности — видимо, задремал. Сороки уже не было в гостиной, а другие Птицы, наверное, не слышали звонка. Телефон звонил редко, чаще всего Огинский использовал его для связи с Птицами или какие-то знакомые Сокола. Щегол подошел к тумбе с телефоном и снял трубку.
— Слушаю, — он прокашлялся и протер глаза, чтобы прогнать сонливость.
— Ваня? — голос в трубке задрожал, а потом девушка чуть было не закричала. — Ваня! Это правда ты!
Онемев от неожиданности, Щегол еще несколько секунд просто дышал в трубку, но как только до него дошло, что только что произошло, то он со стуком ударил телефонной трубкой, чтобы прекратить разговор. Озираясь по сторонам, Щегол боялся встретиться взглядом с кем-то из Птиц. Вот это уж точно можно было считать за предательство. Девушку, на удивление, он узнал по голосу, но это совершенно не облегчало ситуацию. Это была бывшая одноклассница Щегла, с которой он несколько лет просидел за одной партой. Можно было забыть об этом разговоре, если бы телефон не зазвонил снова. Сейчас Щегол походил на зверька, загнанного в клетку. Если оставить все как есть и больше не отвечать на телефон, то он может зазвонить тогда, когда его не будет рядом и трубку возьмет кто-то другой. И тогда Щеглу уж точно грозит казнь. Если ответить снова и попросить больше не звонить сюда, то в комнату может кто-то войти, и его поймают на горячем. Вспоминая слова матери о том, что все тайное всегда становится явным, Щегол бросился в сторону комнаты Сокола.
— Я не виноват! Я не знаю, как это произошло! — Вбежав внутрь, он с самым жалким видом упал на колени. — Сокол, прошу, пощади.
Сокол поднялся из-за письменного стола и, нахмурив густые брови, подошел к Щеглу. Он выглядел плохо, казался особенно усталым и напряженным, чем обычно. Последние дни в Гнезде проходили ужасно, и из-за всеобщего траура Соколу было особенно трудно вклиниться в прошлое русло. А тут еще и Щегол со своими проблемами.
— Что ты натворил?
— Позвонили на стационарный телефон, — он продолжал говорить как можно быстрее и больше, словно это поможет Соколу понять всю суть ситуации. — Я не знаю, откуда она взяла номер, я не знаю. Она позвонила. Позвонила и узнала меня. Она назвала меня по имени.
Сокол замер. Он замер так, словно прямо сейчас комната перед его глазами растворилась, и его сознание уносило куда-то за пределы леса и города. Щегол продолжал свой рассказ, хоть и надежда на то, что Сокол его слушает, угасала с каждой секундой. Медленно, как туман стелется по земле ранним утром, взгляд Сокол превращался из потерянного в тот самый, давно известный Щеглу, враждебный и суровый. В одно мгновение Сокол метнулся прямиком к Щеглу, а рука оказалась на его шее.
— Что ты сделал? — он говорил медленно, разжевывая каждый звук, будто Щегол не понял с первого раза.
— Я…не виноват, — Щегол уже начинал задыхаться из-за цепкой хватки, а перед глазами все пошло пятнами. — Пожалуйста.
Сокол отпустил Щегла, и тот