Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Добрый вечер, Сандра. Ты представишь меня своим братьям.
– Считай, что ты уже представлен, – вмешался Энджел.
Конечно, мой милый братец не мог пропустить такое красивое личико мимо себя, чтобы не начать флиртовать.
– Признаться, мы с нетерпением ждали встречи с тем, кто сумел Сандру заинтересовать до такой степени, чтобы она потеряла голову.
– А она её потеряла? – всё с той же мягкой прохладой ненагреого шёлка прозвучало в ответ.
– А разве нет?
– Мне так не показалось.
– По-твоему Сандра готова была отдаться любому, хоть первому встречному? – из-за того, что голос Ливиана звучал на несколько тонов ниже, казалось, что он не проговорил эти слова, а прорычал.
Ральф, повернув голову, несколько секунд словно сканировал моего сводного брата, а потом его внимание вновь вернулось ко мне.
– Мне нужно ему отвечать?
– Нет.
Добавлять к этому «нет» что-то я не хотела. У меня возникло очень неприятное чувство, будто Ральф при виде моих братьев понял всё то, что я пыталась не видеть, не рассматривать, скрывать даже от самой себя.
– Рискну предположить, что всё, что мы имеем на данный момент, всего лишь плоды тонкого расчёта, – выдохнул Ливиан. – И как всегда бывает в таких случаях, всё просчитывая чаще всего и просчитываешься.
– Не на этот раз, – твёрдо заявил Ральф.
Мне не нравилось, как эти двое смотрят друг на друга. За что «люблю» нашу милую семейку, стоя в кругу милых родственничков никогда нельзя знать, кто из них уже успел переспать друг с другом, а кто собирается это сделать в ближайшее время. Никому нельзя верить. Ни во что нельзя верить. Ты словно плывёшь в бурно колышущихся волнах и тебе не суждено выбраться на твёрдую поверхность.
Ты ничего не контролируешь. Ты ничего не можешь предотвратить. Как не убеждай себя, что тебе всё равно, что ты ко всему привык и тебе наплевать, наступает момент, когда ты слишком устаёшь для того, чтобы продолжать лгать самому: тебе не всё равно. Тебе так же больно, как и любому нормальному человеку. Именно поэтому я и мечтала вырваться от них – потому что, когда у саламандры заканчивается запас прочности, пламя в итоге пожирает её.
Ненавидеть – чтобы не любить. Бежать, чтобы боль тебя не догнала и не уничтожила. Уничтожить первой, сломать и развеять по ветру, чтобы не оказаться уничтоженной, сломанной и развеянной.
Но Ливиан прав – пытаясь спастись и не попасть в сети запретных чувств к собственному брату, я рванулась из огня да в полымя. И Ральф, в равной степени одновременно и равнодушный, и страстный ко всему, он не лекарство – он яд. Я, конечно, стану сопротивляться. Но это бесполезно. Он уже во мне. Он действует. Мне не спастись.
– Мы можем поговорить наедине? – обратился он ко мне.
– Это вряд ли.
– А вот и папочка, – засмеялся Энджел.
– Все действующие лица на сцене, – подвёл черту под прозвучавшими репликами Ливиан.
– И пусть шоу начинается, – ухмыльнулся мой близнец, с которым, честно говоря, мы совсем не походи.
– Хочешь сказать, что кроме нас зрителей не будет? – брови Ливиана саркастично приподнялись.
– А зачем в узком семейном кругу чужие? Ну, или почти в семейном? – вторил ему Ливиан.
Я стояла за стойкой, словно пряталась за ней и стаканом. С утра я почти ничего не ела, крепкая текила быстро и бодро ударила в голову – комната плыла перед глазами. Я бы не возражала против того, чтобы она уплыла окончательно. Это было забавно и странно, но в этот момент я испытывала стыд. Забавно! Наверное, так чувствует себя любая девушка на выданье. Стесняется каких-то бытовых мелочей перед новыми родственниками, боится, что новая родня не понравится кровникам и наоборот?
Разве не дичь всё то, что сейчас должно здесь произойти? И то, что я была причиной затеять всё это было особенно тошнотворно. Дети подземелий, не рискнувшие выбраться на поверхность даже после солнечного заката, мы пыжимся, изо всех сил изображая… что? Изящество и непринуждённый лоск светского мероприятия? Или всё это мне только представляется и каждый, кроме меня, вполне доволен тем, что он есть.
Рэй Кинг умудрялся выглядеть важным и величественным даже без рубашки. Он изначально свёл одежду к минимуму, понимая, что в ходе того, чем мы тут планируем развлекаться лишние тряпки – лишнее. Мало кому без одежды удаётся выглядеть внушительно, а не гротескно. Он, как всегда, справлялся.
– Прежде, чем мы начнём, предлагаю ещё раз оговорить правила, – проронил Ральф.
– Естественно, лучше оговорить заранее. Насколько знаю папочку, он натура увлекающаяся и развлекаться готов круглыми сутками. Ограничение во времени – миленькая деталь, без которой лучше в этот омут не соваться.
– Полчаса всех утроит? – выдвинул предположение Рэй.
Ливиан пожал плечами, как бы говоря, что он тут на положении главного гости и зрителя, решать ничего не желает и более, чем доволен таким положением дел.
– Когда всё закончится, со мной или без меня, ты дашь Сандре уйти и не станешь держать её около себя силой.
– Что значит, с тобой или без тебя? – снова фыркнул Энджел. – Если ты проиграешь, получается, что всё остаётся как есть?
Я бросила на брата недовольный взгляд. Ты вообще на чьей стороне?
– Ты отпустишь её даже в том случае, если у меня уйти отсюда не получится.
– То есть, даже если ты сломаешься? – приподнял бровь Рэй. – Это вряд ли.
– Проигрыш будет засчитан, если я буду кричать. Или стонать. Но умереть можно и молча.
Я нахмурилась. Мне всё это не нравилось, и с каждой минутой всё сильнее и сильнее. Я готова была почти сожалеть о том вечере в «Астории».
– Ты будешь кричать, мой сладкий. Я умею развязывать языки, поверь мне. Как и лишать самообладания. Это одно из немного, в чём я хорош. Хотя, вру, конечно – я во всём хорош, за что бы не взялся.
– Не хочу лишать тебя даже толики твоей самоуверенности, Рэй, – сквозь привычную меланхолию Лунного Принца всё же просвечивал намёк на иронию. – Но ни у кого не получится всегда и во всём быть первым. Ты не исключение. Все когда-нибудь проигрывают.
– Не сегодня.
– Сегодня.
– Почему ты так в этом уверен?
– Ни в коей мере не хочу усомниться в твоей силе и фантазии, просто я никогда не кричу. А ведь до сих пор у меня не было такого прекрасного повода проявить сдержанность, как сегодня.
Классно быть прекрасным поводом.
– Любая бесстрастность, мой сахарный мальчик, это лишь броня. Нет такой брони, которую нельзя было бы разрушить.
– Да, папочка, для этого и ставится ограничение во времени, – в очередной раз беззастенчиво влез в их диалог Энджел.