Причал.

Страх, когда лодка вдруг закачалась под ногами. Еще и ветер толкнул в спину, норовя выкрутить зонт из рук Анны. Смех отца. И тяжелые весла, с которых скатывалась вода. Уключины скрипели. А в центре пруда лодку окружили утки, и Анна кормила их, ленивых и оттого бесстрашных.

Она просто не может отказаться от всего этого.

И от пансиона.

От Никанора, который появился хмурый и мрачный. И желтоватый лицом, стало быть, вновь желчный пошаливает, а может, и печень. Никогда-то он не умел соблюдать диету. Более того, злился, когда Анна готовила полезное…

Ту ее жизнь тоже так просто не вычеркнуть. Да и не хочет Анна.

А нынешнюю?

Дом, которого она почти лишилась. Благо хотя бы оранжерея уцелела, но в ней поселился кахри, который ходил по стеклянному мху и окружил лилии ледяным вихрем. Он сказал, что им слишком жарко, что семена созревают к сезону ветров, а бури подхватывают их и разносят по Северу…

Им нужен лед, чтобы вызреть.

И холод, который почти убивает все живое, но заодно и плотная кожура, окружающая семя, трескается. Во всяком случае, Анна так поняла. С кахри разговаривать было непросто, он играл словами.

А еще пытался научить Арвиса чему-то.

Но тот учиться не желал. И кажется, решил, что Анна отдаст его.

Не отдаст. Пока он сам не захочет уйти, но он не верил, и прятался, и не желал идти в оранжерею, как не желал выпускать чужака из виду, а потому кружил, кружил. И следом за ним кружил Калевой, который никак не мог оставить старого неприятеля одного.

Мало ли… Нелюдям веры нет совсем.

– О чем вы думаете? – спросил Николай.

– Обо всем понемногу, – Анна решила для себя, что лгать не станет. И притворяться. И… она ведь может принести клятву. Будет ли того достаточно?

Трон?

Анне он не нужен. Ей бы понять, что делать со школой, потому как вдруг выяснилось, что все вокруг полагают, будто Анна одна знает, как быть.

Пока Глеба нет. Временно.

– Это хорошо… – его императорское величество усмехнулся. – Полагаю, мне не стоит надеяться, что вы назовете меня отцом?

– Извините, – Анна отвела взгляд. – Я… еще не привыкла.

– Пускай. Времени у вас будет довольно. Я много думал, как поступить. Мой советник полагает, что достаточно взять с вас клятву…

– Хорошо.

– Нехорошо перебивать старших.

– Извините.

Получилось как-то… не слишком покаянно.

– Ничего… так вот, мне это не видится таким уж хорошим вариантом. Правда имеет обыкновение выплывать, сейчас ли, через годы ли, и чем глубже прячут тайну, тем больше неприятностей доставляет она после. Я не хочу, чтобы за мои ошибки расплачивались еще и внуки. Я признаю вас. И Олега.

– Он…

– Не виноват в безумии своей матери. Никто, пожалуй, не виноват. И вместе с тем виновны все, и я первый. Он молчал, сперва подозревая мать в делах не слишком достойных, после, когда подозрения переросли в уверенность, он мучился, связанный любовью к ней и страхом за свою жизнь. Его душа искалечена, а потому Олегу необходимо лечение.

– Я могу…

– Несомненно. Если возникнет желание, то… поймите, эта лечебница – отнюдь не тюрьма. Это своего рода убежище. И весьма многим оно нужно. Спросите как-нибудь у своего супруга. Уверен, в этих его воспоминаниях не будет ничего дурного. Тем более что ему самому придется провести там некоторое время.

Анна закусила губу.

С его императорским величеством не спорят. Она и не хочет спорить. Она понимает, что душу излечить сложнее, нежели тело. Анна даже не знает, уцелела ли эта душа.

– Я надеюсь, недолгое, – словно желая утешить ее, сказал Александр Николаевич.

Да, лучше всего именовать его по имени и отчеству, хотя бы мысленно.

– Я… понимаю.

– Я рад этому пониманию. Однако возвращаясь к теме нашей беседы. Мы сделаем объявление здесь, а представим вас с Олегом позже, думаю, на зимнем балу. Надеюсь, к этому времени он в достаточной мере осознает себя…

И Анна надеется. До зимнего бала далеко.

И она, возможно, сумеет привыкнуть к мысли, что ей не только придется присутствовать на этом самом балу – ах, сколько сил Никанор некогда потратил, пытаясь получить приглашение, – но и играть новую роль. Чужую роль.

Александр Николаевич смотрит с печалью:

– До того я представлю вас в частном порядке некоторым людям… и своей супруге.

Анна поежилась.

– Не стоит переживать. Она мудрая женщина. И бесконечно добрая… и да, ее выбрала моя матушка, но и здесь она не ошиблась.

– Вы… были счастливы? – Анна вдруг поняла, что ей нужно знать. Просто жизненно необходимо знать, чтобы убедиться, что у ее матери не было шанса.

Или что он был, но его отняли, а с ним и право Анны на другую жизнь.

– Я и сейчас счастлив, – он понял верно.

Солгал ли? Сказал ли правду?

Анна не узнает, но поверит. Ради себя. И Олега. И Глеба, который… ей обещали, что он будет жить.

Совершенно точно будет.

Что нет никаких причин полагать, что он умрет. Да, имела место кровопотеря. И остановка сердца тоже была. Но сейчас-то сердце работало ровно.

Рана затянулась.

Все раны затянулись. И трещины в ребрах, и сломанная ключица срослась, и почки восстанавливаются… Просто нужно подождать. Дать время.

Не мешать специалистам, которые лучше Анны знают, что нужно больному. К примеру, глубокий лечебный сон, который пугающе похож на смерть, но пугаться не стоит.

И сидеть в палате.

Он все равно ничего не слышит, не чувствует, и вообще. К чему тратить время, когда остывает чай и сплетни, что расползаются по городу плесенью. И Анна спиной чувствует взгляды.

Удивленные. И укоризненные.

А еще непонимающие. Причем каждый не понимал ее по-своему. Кто-то удивлялся ее, Анны, присутствию. К чему ей полумертвый некромант, когда есть его императорское высочество. Кто-то, напротив, мрачно недоумевал, как смеет она, неверная жена, являться в палату…

Плевать.

– Я отбываю завтра. Дела. – Александр Николаевич погладил выгнутую золоченую ручку. – Градоправитель прибудет новый. Ему велено препятствий не чинить, но все же будет весьма мило с вашей стороны убедить мужа, что город и без того натерпелся…

Анна кивнула. Убедит. Ей и самой теперь в Йельске оставаться было… неудобно, пожалуй.

Только оранжерея…

– Перенесут. – Александр Николаевич имел дурную привычку заглядывать в мысли, благо были они открыты. – И постараются сделать так, чтобы ни былинки не пропало. Мои академики уж который год ноют, требуя, чтоб я тебе отписал, чтоб ты там им чего-то дала… или недодала? Не знаю. Сама решай. Если б ты знала, сколь они занудны…