— Угум, — только и выдал Маард.

Вошли в уже знакомый Игорю белый бокс. Райнер поставил сумку с вещами на тумбочку возле ложемента. Накрыло болезненной тоской. Все. Конечный пункт.

— Присядьте пока, Гор. Я отойду за бумагами. Я тут еще и за юриста сегодня.

Молча кивнул, сел на край ложемента. Сквозь ленты жалюзи виднелась панорама строящегося парка. Ингрид много про него рассказывала. Летом там будет красиво. А сейчас холодно, дождь и грязно.

Райнер вернулся быстро, принес ручку и папку с документами.

— Это ваш контракт, Гор. Ознакомитесь?

Минут пятнадцать ушло на чтение. Формальность — не более. На самом деле Маарду было абсолютно все равно, что за условия предлагает ему НайнФлэгс. Выжить. Выжить — и все. И жить как можно дольше.

— Мистер Райнер, я согласен по всем пунктам, но я хотел бы оставить за собой одно право.

— Вы про пистолет в вашей сумке? — неожиданно-спокойно спросил тот.

— Про него.

Райнер задумчиво потер подбородок.

— Я вас понимаю, Гор. Давайте подведем это под пункт «невозможность выполнения своих обязанностей в случае тяжелой болезни». Вы в своем праве.

— У вас разрешили эвтаназию? — попытался пошутить Игорь.

— Нет. Но я тоже человек. И мужчина. Только, Гор, у меня к вам встречная просьба. Или нег — информация к размышлению. Я и госпожа Ларсен продолжаем искать способ вылечить вас. И с каждым днем решение проблемы все ближе. Гор… не торопитесь.

Вспомнились задорные искорки в глазах Элен. Сероглазый карапуз, носящий его имя. И монетки, брошенные в Мичиган два года назад.

Чтобы вернуться.

— Мне есть, ради чего жить. И незачем торопиться. Дайте, пожалуйста, ручку, мистер Райнер. Где именно нужно подписать?

…Далеко-далеко в Бергене вдруг сама собой упала со стола и разбилась маленькая кофейная чашка. Ингрид Ларсен бережно собрала с пола фарфоровые осколки и тихо сказала по-русски:

— На счастье.

…— Маард, а давай я время остановлю?

Открывать глаза не хотелось. Чуть влажные пальчики бережно поглаживали его грудь, и каждое касание хотелось запечатлеть в памяти. Тильда лежала рядом, прижавшись к боку теплым мягким животом, задумчиво водила рукой по телу.

— Я тут подумала… Время — оно относительно. Его нет в часах. Это не оно там тикает. Оно не измеряется так, как его хотят мерить. Секунды, минуты, часы — это все искусственное, людьми придуманное. Зачем? Может, для меры поступка. Или для оправдания. А время… Оно разумное, своенравное… — девушка монотонно мурлыкала, а Маард слушал, слушал… — С ним иногда можно договариваться. Оно слушает. Потому что весь мир живой, да… и оно в мире… И если мы с тобой очень-очень попросим…

— Будем жить вечно, — серьезно сказал он и поцеловал рыжую в макушку. — Я-дракон и моя Тильда, которая пахнет детским мылом.

— Я не хочу вечно. Я хочу… пусть мало, но рядом с тобой, — сказала девушка тихо.

Тиль села, склонилась над Маардом — растрепанная, розовощекая, с сияющими глазами. Хотелось запомнить ее такой. Теплые обветренные губы коснулись ключицы, шершавый язычок провел дорожку к шее. Секунда — и Тильда уже бережно целует его в угол рта.

— Ты так интересно улыбаешься… Можно еще? Я тебя запоминаю, родной. Вкус, запах, улыбку, прикосновения. Я все это спрячу глубоко-глубоко, чтобы никто не отобрал, чтобы навсегда со мной…

— Маленькая…

— Я утомила тебя, наверное?

Он усмехнулся, покачал головой.

— Ты меня живым делаешь. Спасибо тебе.

Она поджала губы, как обиженный ребенок.

— Ты говоришь об этом так, будто это одолжение с моей стороны. Не веришь? А я люблю тебя, чудо ясноглазое…

Маард чуть сжал ее пальцы.

— Меня или дракона? — усмехнулся.

— Тебя, мой дракон.

Время текло поцелуями. Нежностью. Нехитрыми ласками. Тонким запахом пота. Струилось между пальцами растрепанными рыжими прядями.

— Не стригись больше. Ты смешная, когда кудрявишься.

— Все, как ты захочешь, родной.

— Я тебя попрошу. Когда освоишься на новом месте — заведи блог. С фотографиями. С записями о событиях своей жизни. И я никогда больше не потеряю тебя из вида.

— А как ты меня найдешь?

— Сомневаешься в способностях последнего дракона?

Оба рассмеялись. Действительно, какая нелепая мысль — чтобы Маард не нашел Тиль. Ну быть такого не может!..

Дверь распахнулась без стука, впуская Джона До. Девушка стыдливо сжалась, тесно прижавшись к Маарду. Визитера, похоже, совершенно не смутила нагота обоих.

— У нас гости, Маард. К тебе полиция. Максимум, на сколько смогу задержать — пять-десять минут, — тут он обратил внимание на Тильду: — Ты что наделала, бестолковщина? Куда теперь тебя девать в таком виде? Кто тебе разрешал грим смывать?!

— Не ори на нее, — спокойно сказал Маард. — Займись полицией и срочно вызови своих людей. Тяни, сколько сможешь.

Джон До вышел, от души грохнув дверью, вымещая на той всю свою досаду и, похоже, растерянность.

— Они за мной идут…

Маард взглянул на девушку: бледная, неподвижная, зрачки огромные, как у кошки.

— Не бойся. Давай быстро и спокойно одеваться. Поможешь мне немного?

Тильда кивнула, быстренько натянула на себя белье, набросила пиджак на плечи и принялась помогать Маарду облачаться в соп-сьют. Руки едва заметно дрожали, застегивая «молнии», «липучки» и кнопки. Маард успокаивал, говорил с девушкой ласково и уверенно.

— Все будет хорошо. Не нервничаем. Открывай окошко, родная. Сейчас я подгоню тебе лучшее в мире такси — черное, крылатое. Оно тебя отнесет к машине, которая приедет к тому времени. Все будет в порядке, Тиль.

Девушка села рядом, прикоснулась к губам поцелуем.

— Я в тебя верю, любимый. И я спокойна.

Врала. Глаза выдавали волнение, пальцы никак не могли справиться с «молнией» на юбке. Скомкала шарф, выдвинула ящик тумбочки, замерла.

— Зачем тебе здесь пистолет?

Улыбнулся.

— Уже не знаю. Наверное, как память. Вещь из прошлого.

Она бережно закрыла ящик, повернулась к Маарду посветлевшим лицом.

— Я босиком полечу, мой хороший. Каблуки поранят Браза Нигга. Туфли в душевую кабину заброшу, можно? Чтобы никто не увидел. Так… давай приподнимемся чуть-чуть — помогу шлем надеть. Ты будешь меня слышать, Игорь?

Собственное имя из ее уст показалось непривычно-чужим. Слишком давно… столько лет его никто по имени не называл. А тут она… Сделал усилие — притянул девушку к себе, поцеловал. Потом отпустил. Смотрел, как она выпрямляется, как играет на щеках румянец, как блестят испуганные и такие нежные глаза.