Очнулся от того, что Ингрид трясла его за плечо:

— Что же ты делаешь, Гор? Зачем? Пойдем домой! — кричала она, вытирая ладонью залитое дождем и слезами лицо. — Пожалуйста, пойдем домой!

До дома она почти волокла Игоря на себе, причитала и ревела в голос. Маарду было стыдно, но он молчал. Дома Ингрид стащила с него всю мокрую одежду, принесла махровый халат, полотенца, засуетилась, набирая ванну, ставя греться чайник. Пока она носилась, Маард неподвижно сидел, уставившись в стену напротив.

Ну что ей сказать? Не просто сказать, а так, чтобы она услышала, поняла. Как объяснить свой выбор? Особенно когда ничего не хочется объяснять. И так слишком холодно от перспектив.

— Я тебя только мучаю, — сказал он вернувшейся в комнату женщине.

Она покачала головой.

— Нам обоим нужно успокоиться. Тебе — согреться. Ни слова больше, Гор. Я так испугалась…

Шумела бегущая из крана вода. Маард лежал в ванне, закрыв глаза. Ингрид сидела на коврике рядом, опустив в ванну руку, и изредка касалась Игоря. Будто боялась, что он растворится и исчезнет.

— Что будет с драконом? — неожиданно спросил Маард.

Она ответила не сразу и неохотно.

— Уничтожат. Нет оператора — никто не станет содержать опасную дорогую игрушку.

— А если я найду оператора?

— Гор… Пойми, пожалуйста, одну простую вещь, — ее голос звучал устало и глухо. — Полтора года я заставляла штат в триста человек работать ради тебя. Только ради того, чтобы ты продержался, пока я ищу способ обратить болезнь вспять. Мне наплевать на деньги, которые мы выбивали для проекта, но когда я думаю о том, сколько труда ты перечеркнул своим «нет»… Гор, объясни: неужели лучше — вот так, без надежды?

Игорь осторожно взял ее за запястье, помассировал, ощущая, как стали слабы его пальцы.

— Ингрид, а что ты оставишь себе? Нужна ли тебе моя жизнь просто как факт? — он старался говорить мягко и спокойно. — Меня не станет для тебя. Будет просто тело в ложементе. Зачем это нужно?

— Мне нужен ты…

— Я останусь. И сколько смогу, проведу дома. Здесь. С тобой. Смогу обнимать тебя во сне. Смогу видеть, как ты улыбаешься. Смогу говорить с тобой. Смогу целовать тебя. Я тебя очень люблю, Ингрид.

Она встала, высвободив руку из его пальцев. Посмотрела пустым взглядом.

— Ты сдался, Гор. Ты боишься времени. А я работаю. Каждый день. Для того чтобы…

— Я хочу остаться человеком.

Ужинали молча. После ужина так же без слов разошлись — Ингрид в спальню, Маард — в гостиную с книгой. Полежал, листая страницы. Читать не хотелось. Голова сделалась тяжелой, мысли ворочались каменными глыбами. Взял со столика мобильный, набрал номер Поля. Закапали длинные гудки.

— Давай, дружище, возьми трубку. Мне очень нужно тебя услышать, — попросил Маард.

Где-то за многие сотни километров откликнулся незнакомый женский голос. Маард по-английски попросил позвать Поля. Женщина что-то лопотала на французском, но Игорь не понимал ни слова. Снова повторил просьбу. Собеседница замолчала. Вздохнула.

— Поль нет.

— Он в порядке? — напряженно спросил Маард.

На этот раз молчание длилось еще дольше.

— Поль умер.

— Когда?..

— Четыре дня. Сам.

Пальцы стиснули мобильник, он тихо пискнул и отключился. Маард откинулся на спинку дивана, положил трубку рядом.

«Сам? Сам умер? Или сам себя…» — метались мысли.

Вспомнились слова из старой офицерской песенки:

«А в обойме восемь патронов, хоть и нужен всего один…»

Что же ты, Поль? Обещал держаться, а сам вот так, не по-мужски сдался? Куда ты спешил, что тебе там надо? Ерунда это все — про лучший мир. Мир — вот он, тут. Ему глубоко наплевать, есть ты или нет тебя, но не в том ли азарт — жить вопреки его мнению? Вся история человечества — борьба. Кто кого. И только тот, кто с упрямой ухмылкой прет наперекор всему, оставляет свой след. И только в этом смысл — не дать себя сломать. Когда остается место для шага вперед — надо его делать. Поль, у нас с тобой было это место. У тебя — было. А у меня есть. И сдаться слишком легко. Жить — интереснее. Даже так жить. ТУДА — всегда успеешь.

Игорь выключил свет и долго сидел в темной гостиной, слушая тикание часов. Вспомнил ребят с проекта, их горящие азартом глаза, шумные посиделки в холле. Как играли с Алексом в нарды, как подолгу сидели у Греты, разбираясь в премудростях создания сайтов, как носились с баскетбольным мячом по спортзалу…

Сквозь сон слышался смех, звонкие удары ладоней по мячу, хлопание птичьих крыльев. Время сжалилось, повернуло вспять.

— Поль, не поверишь: мне сказали, что ты умер, — крикнул Маард, легко перекидывая мяч через сетку.

— Не поверишь — я жив всем назло, — расхохотался Поль, ловко отбивая подачу.

— Значит, долго жить будешь, — улыбнулся сидящий на скамейке у стены Себастьян.

— Себ, давай в замену, я палец выбил, — поморщившись, Уилл помахал поврежденной рукой и направился к выходу из зала.

В дверях он столкнулся с Джо.

— А к нам гости! — жизнерадостно провозгласил тот.

Парни тут же оставили игру и потянулись к дверям — приветствовать Джульетту и Алекса. «Похорошела», — подумал Маард о Джульетте.

— У нас девочка будет! — сообщил Ромеро, обнимая свою пассию.

Джульетта покраснела и смущенно поцеловала приятеля в белые бескровные губы. Мяч выпал из рук Маарда и поскакал по залу, глухо ударяясь об пол. Бум… бум… бум…

…частил пульс, каждый удар сердца отдавался в ушах тяжелым эхом. Сушило губы, с каждым вдохом глубоко в груди разгоралась и медленно гасла боль. Игорь уткнулся лицом в подушку и закутался в одеяло. Движения давались тяжело, болели суставы.

Похоже, догулялся ты под ноябрьским дождем, Гор Маард.

Хотелось позвать Ингрид, чтобы та помогла, позаботилась, просто побыла рядом. Но… Стало стыдно. После того, что он сказал вчера, вряд ли ей захочется с ним общаться. Да и скорее всего-нет ее дома. Госпожа Ларсен уезжает на работу ни свет, ни заря. Значит, позаботимся о себе сами до ее возвращения.

С трудом поднялся, дошел, пошатываясь, до кухни. Вытащил аптечку, долго искал жаропонижающее. Перед глазами плыли пятна, напоминающие разводы бензина на лужах. Разбирать надписи на этикетках удавалось с трудом. Наконец-то нашлась пластиковая бутылочка с аспирином. Маард вытряхнул на ладонь несколько таблеток, запил их водой из чайника. Почти пустая посудина показалась пудовой гирей.

Пока дошел обратно до постели, едва не упал. Лег, натянул на себя одеяло, поворочался, устраиваясь так, чтобы поменьше беспокоила боль, и провалился в липкий, беспокойный сон.