Секира влетела в руку, и я наотмашь рубанул ей над собой. Лезвие из марргаста рассекло трехрогому подбородок. Он удивленно отпрянул, не понимая, что сейчас случилось. «Как ты?..» − он хотел спросить о том, как я вернул себе оружие. Но не успел. Пока за стенами зала решалась судьба человечества, мы вершили свою собственную.

Удары шли один за другим.

Голова раскалывалась от боли.

Трехрогий пытался заговорить голосом Беляны, но я почти ничего не слышал и не видел перед собой. Когда от очередного рывка секира надломилась, он посчитал это своим шансом спастись. Взревев, кинулся на меня, сбил с ног.

Лезвие превратило его морду в сочащиеся влагой лохмотья, срубило левый рог и выбило глаз. Я взглянул на убийцу моего лучшего друга по-новому. Как на испорченную поделку ленивого мастера. Он был убог. И как легко было его сломать.

Не это ли было ответом на загадки проклятого вечностью Данко? Матрицу можно разрушить лишь изнутри…

– Не знаю, как у тебя получилось, но готовься. Ты будешь страдать! – прорычал уже не совсем бессмертный монстр.

Но я не слушал. Кусочек марргаста, отколовшегося во время битвы, завис в воздухе прямо над нами. Я чувствовал его гладкие грани и острый скол с одной стороны. В нем скрывалась такая сила − грязная, мощная, как стихия. Человеку не стоило с ней играть.

Как хорошо, что я не человек.

Распахнувшаяся перед лицом пасть напоминала бездонную яму. В тот же миг острый осколок вошел в целую глазницу немертвия, резким движением прошел вдоль позвоночника и остановился там, где у Беляны когда-то было сердце. Тварь выплюнула мне в лицо целый ковш черной крови, прежде чем рухнуть навзничь.

Она была мертва.

Не сразу удалось из-под нее вылезти. Тяжелая зараза. Подобрав обломки духовного оружия, я нашел Нигола. Он блаженно жмурился, сидя напротив арки и качаясь в разные стороны. Рядом монотонно шевелилась могильная земля.

− Ты опоздал. Ничего уже не изменить. Бытие не терпит пустоты, и скоро его наполнят прекраснейшие из цветов. Цветы Чистейшего Зла, − сказал он нараспев.

Я рассмеялся вместе с ним. Мне не нужно было успевать. Я не избранный.

Радогост вышел из тьмы, стоило телу Нигола упасть к моим ногам с перерубленным позвоночником. Мы переглянулись. Он выглядел хуже меня: весь обожженный, покрытый едкой жидкостью, от которой кожа отваливалась слоями, и плавился камень.

− Оно того стоило? − спросил я после томительной паузы.

− Стоило и гораздо большего, Вань…

Наставник говорил это с искренней улыбкой победителя, обнажившей все его зубы вплоть до самых дальних, глядя куда-то мне за спину. Я ответил на эту улыбку своей – дрожащей. И снова поднял секиру.

***

Остров Буян покидало в три раза меньше людей, чем прибыло. Среди погибших, как я узнал позднее, был Щука и несколько других близких сердцу наставников. В тот день, когда я утратил остатки веры, они столкнулись с более простым, но не менее опасным злом. Змеи окружили их со всех сторон. Хлынули из разломов и щелей непрерывным потоком, защищая родную землю.

Гибель Горына, вот что спасло всех.

Змеи словно ощутили, когда пал их отец, в тот же миг утратив волю к сражению. Двое уцелевших богатырей загнали остатки змеиного гнезда глубоко под гору. Вместе с остальными выжившими они принялись изучать Буян.

Во время поисков Радогоста был обнаружен огромный загон с украденными людьми. В основном, с женщинами, которых змеи держали для умножения своего племени. Кроме того там нашлись бесчисленные сундуки, набитые золотом, заморскими товарами и тканями, которые горынычи похищали с проплывавших мимо кораблей.

В одном таком нашлась целая горка марргастов. Смаги предположили, что Нигол создавал их на месте, пользуясь доступным «материалом». Степняки, не разбираясь, стащили все сокровища к ладье, туда же отвели истерзанных пленниц.

Едва живые Лиса с поляницей обнаружили тронный зал Горына спустя долгие часы поисков. Меня, полуживого, находящегося в состоянии прострации, женщины унесли наружу, не став допрашивать об участи Радогоста и Нигола. И так все было ясно. Посмертно мой наставник стал героем.

Нет, не так − Героем.

Спасителем Славии, уничтожившим абсолютное зло ценой собственной жизни и заодно спасшим своего глупого бесполезного ученика.

− Мне так жаль, что Борислав не послал подкрепление. Столько всего случилось за время вашего отсутствия. Банда Холодной мамы вновь была замечена на Севере. Люди в княжествах напуганы, говорят, что князь Милован давно мертв. А его дядя усердно скрывал это в угоду не пойми каким силам. Если хотя бы часть из того, что ты рассказал, правда, – то нас ждут темные времена.

Симеон любовно огладил меч-Кладенец, прежде чем повесить его к другим трофеям. Я равнодушно разглядывал потолок его опочивальни, даже не пытаясь подыгрывать. Без разницы, что скажу или сделаю. Верховный наставник вывернет любое слово в свою пользу, у него для практики было больше времени.

− Мне нет смысла врать.

− Врать иногда полезно. Ты ведь понимаешь, что остальные не должны узнать правду о вас с Радогостом?

Этот его тон. Как с собакой разговаривает.

− Конечно, − с безразличием повторил я, наверно, в тысячный раз.

− Пусть он останется героем. Даже лучше, если Рада, а не тебя будут считать избранным Живью. Мертвеца из могилы уже не достать.

− Учитывая особенности наших врагов, звучит весьма смешно.

− Не ерничай, ты понял, о чем я. Так будет безопаснее для всех нас.

− Значит, его лицом вы тоже украсите комнату?

− Конечно! − обрадовался Симеон, точно я спросил о его самочувствии. − Во всю стену: пусть каждый рарог увидит, каким великим героем Радогост был. Красавец, храбрец, погибший за Братство и спокойствие Славии. И никто никогда не узнает, что он был казнен своим учеником за предательство.

− Запомните кое-что – я не его ученик.

Тихая угроза на слепца не подействовала. Он просто лучился умиротворением и благостью. Он получил древнюю реликвию, которую никто не посмел отнять после подвига нашего «брата», припугнул малодушного князя и вернул Братству Тишины прежнюю славу борцов с Тьмой, без которых теперь не обойдется ни одно важное событие.

На похороны Радогоста собирались прийти чуть ли не с половины окрестных земель. А празднество обещало растянуться на долгие недели.

− Ты можешь не ходить, − прочел он мои мысли. Я раздраженно дернул больным плечом, − шрамы от когтей трехрогого немертвия останутся со мной навсегда.