– Ты меня пугаешь.

– Я соскучился по блондинке.

От его голоса становилось трудно дышать. Его пальцы, скользящие между прядями, заставляли дрожать.

– Аврора, включи фонарик и посмотри на меня.

Разум и чувства боролись внутри, мое лицо, наверное, было до ужаса растерянным.

– Что ты такое говоришь? – заикаясь, спрашивала я. Он сошел с ума, раз попросил об этом.

Да, я безумно хотела включить фонарик и посмотреть на него, а затем поцеловать со всей страстью, что пожирала меня даже тогда, когда я ее отрицала. Если бы он только знал, что я жила мыслью о том, что мечтала видеть его, слышать его и прикасаться к нему без страхов, он бы сбежал, испугавшись моей одержимости.

Брайен воспользовался моим замешательством и нажал на кнопку разблокировки. Экран загорелся, осветив наши ноги.

– Нет-нет, ты можешь пострадать!

– Подожди.

Одной рукой он сжал мою ладонь и неуверенно повел ее в сторону к другой руке.

– Я закрыл глаза, а от попадания света на кожу ничего страшного не происходит. Ощущения непривычные, но не болезненные.

Говорил Брайен весьма убедительно, ниточки самоконтроля оборвались сразу же, как я сфокусировалась на его руке. Он демонстративно крутил кистью, сжимал и разжимал пальцы. Возможно, хотел показать свою неуязвимость, но эгоисту внутри меня было уже все равно. Я на полную мощность включила фонарик и как завороженная стала разглядывать каждую выпирающую вену, каждую торчащую костяшку. Не удержалась, сплела наши пальцы.

Я видела прикосновение!

Моя ладонь утонула в его руке, смотреть на это было так же прекрасно, как чувствовать. Нежность, трепет пронзили меня, и никто никогда не сможет доказать мне то, что пытаться съесть глазами наши руки – это ненормально.

– Посвети на лицо.

Брайен аккуратно потянул руку вверх. Из-за шока я была послушной, поэтому круг света успел доползти до воротника.

– Это уже перебор!

– Услышь меня хотя бы сейчас: мне комфортно.

Соблазн был слишком велик, а вид и ощущение крепкого тела так близко сводили с ума. Я слишком много запрещала нам, переживая за него и думая, что он будет врать мне о самочувствии. Пришло время довериться и дать слабину.

Прикусив губу, я подняла телефон еще на пару сантиметров выше, и сердце пропустило удар, а по груди расплылось тепло. Я увидела его шею и подбородок. Брайен слегка волновался, когда он сглотнул, я проследила за движением его кадыка, и это казалось чертовски соблазнительным.

Взгляд скользнул еще выше вслед за фонариком. От вида его губ меня бросило в жар. Я представила, как мягко целую их, и ощутила сладость на кончике языка. Оторваться от него было невозможно, и Брайен, как назло, сексуально ухмыльнулся. Это было уже слишком. Ехидно приподнятый уголок рта впечатался в мысли моментально.

Наконец круг света озарил все лицо Брайена, и я влюбилась в него снова.

Он был идеален, без преувеличений. Форма слегка пухлых губ лишала рассудка, линии подбородка и скулы будто были высечены лучшим скульптором в обоих мирах, при этом щеки не были слишком впалыми и вызывали желание потискать их. Нос ровный и прямой, надбровные дуги выразительные. Когда я обратила внимание на его глаза, то поняла, что это красивое и гармоничное лицо было поражено недовольством: между черными бровями пролегли морщины, а веки задрожали.

– Все же тебе неприятно, – заключила я.

– Свет прямо в глаза – это что-то новенькое.

Я слегка развернула телефон так, чтобы луч падал сверху вниз на нас и Брайену было проще. Когда тени от ресниц на щеках перестали плясать, я продолжила наблюдать и изучать. Восторг, который захлестнул меня в первые секунды, стал чем-то более трепетным и глубоким. Дело было далеко не в том, что Брайен мне сильно понравился, а в том, что я смогла наконец увидеть того, о ком не переставая думала последние недели. Он реален, и он всегда был рядом со мной во мраке.

– Ты что-то скажешь? – спросил мой темный, нарушив затянувшееся молчание.

– Выглядишь так себе, – пошутила я. Озарившая лицо Брайена улыбка была настолько прекрасной, что заставила меня завизжать. Конечно, мысленно, иначе меня бы уже скинули с колен от испуга.

– Значит, наши встречи подошли к концу?

– Твоей невпечатляющей внешности мало, чтобы отделаться от меня.

Происходящее было похоже на чудо, я не могла отделаться от мысли, что на самом деле это все было сном. Глаза продолжали впитывать в себя каждый миллиметр лица Брайена, чтобы запомнить его и однажды нарисовать. Ведь скоро мы расстанемся, а я хотела оставить его, свой самый чудесный и сокровенный секрет, хотя бы на бумаге.

Собственная внимательность разрушила магию момента: я заметила на челюсти извилистую, слегка выпуклую, беловатую линию.

– Шрам? Откуда он?

Пальцы, все это время гладящие мои бедра, замерли.

– Некорректно спрашивать о таком, прости.

– Напоминание о детстве. Проще найти темного со шрамом на лице, чем без него.

Брайен вдруг стал делиться историей из прошлого, поэтому я выключила фонарик и крепко сжала его ладонь.

– Остановитесь!

Я полз по бетонному полу крошечной пустой комнаты, царапая в кровь ладони.

– Тебе кто-то разрешал отдавать ей еду?

За мной не бежали, а топали, делая широкие и громкие шаги, чтобы я вздрагивал из-за каждого звука. У меня почти получилось привыкнуть к такому давлению, но иногда все же я зажмуривался или вжимал голову в плечи.

– Она была голодной, потому что вы долгое время не кормили ее. Еще немного и…

Рот открылся, а из легких вышибло кислород. Я ощутил адскую боль в спине, рухнул и ударился грудью и подбородком. Воспитатель пнул меня, а грубая подошва его ботинка добавила твердости падению, но времени на нытье у меня не было, поэтому я быстро перевернулся и продолжил ползти на локтях в угол.

– Какой же ты безмозглый. Все уже усвоили урок, что делиться нельзя, но до тебя это никак не дойдет.

Я не понимал, что плохого в том, чтобы помочь. Знал, что нельзя, знал, что получу наказание, но не смог себя остановить.

– Она же может умереть!

Добраться до угла у меня получилось, но в конечном счете это никак не исправило ситуацию. Мне некуда бежать, негде спрятаться, и даже призрачная надежда на спасение испарилась, когда меня отлепили от стены и подняли на ноги, как скулящего беспомощного щенка.

Когда я был младше, то много плакал после наказаний. За это, естественно, меня наказывали еще сильнее. Меня научили проглатывать слезы, поэтому, несмотря ни на что, перед дядькой, который больше всего