в жизни любил бить детей, я стоял с сухими глазами. Подбородок только рассек, оттого он был влажный.

– Ты не понимаешь, какое место ей отведено!

Было ожидаемо, что он ударит меня еще раз. А затем еще. И еще. Возьмет меня за короткие волосы на затылке и прижмет головой к стене.

Я все еще был слаб и не мог дать отпор. Брыкался зачем-то, размахивал костлявыми руками в синяках. Если бы я покорно принимал все побои, то к моему любимому воспитателю подключился бы кто-то еще, потому что им важно увидеть мою агрессию, мою ярость и мое желание отомстить.

– Сколько еще раз тебе сказать, что ты должен слушаться? – он наклонился ко мне, проорал в ухо, из-за чего я съежился. – Что прикажешь с тобой делать?

– Нет ничего плохого…

Договорить мне не дали: воспитатель надавил на голову и провел ей по бетонной стене как морковью по терке. Кожа начала сдираться с лица, а подбородок вспыхнул огнем. Торчащие мелкие камни в мясо изрезали и без того покалеченное место.

Боль была адская. Возможно, я вскрикнул, возможно, даже прослезился. Меня бросили на пол растерянного и злого. В одном взрослые были правы: ярость придавала сил и помогала бороться со слабостью.

– Слюнтяй. Жалкое подобие темного.

Перед глазами все плыло, кожу жгло, но мне нужно было показать, что я в состоянии за себя постоять. Когда я позволял дикому зверю внутри себя сожрать слабого ребенка и вырваться наружу из костлявого тельца, мной были довольны. Когда я забывал о том, что могу быть добрее, меня не били.

– Молодец! Из тебя еще может получиться что-то путное.

То, как я вытер кровь и стряхнул ее с ладони, было одобрено похвалой. У меня даже получилось подняться и простоять какое-то время на ногах. Пусть и не твердо, пусть я попятился назад и оперся спиной о стену, но пережил очередную воспитательную процедуру.

– Ты самый неуправляемый, но у тебя есть шанс исправить свое убогое положение. Не подходи больше к той девчонке, не давай никому свою еду. Это все для светлых.

Светлые. Это дети, которых любят просто потому, что они родились в нужном месте. Они не дерутся, не выживают, не выслушивают каждый день, как они ничтожны. Они играют, общаются, гуляют. Их не бьют, о них заботятся. Чем они заслужили это?

– Ты никому не нужен. Тебя никто никогда не полюбит, потому что ты пустое место. Ты никогда не будешь счастлив. Подари этому миру всю свою ненависть.

Это я прекрасно знал. Я не достоин лучшего, как светлые дети. Я должен быть камнем, чтобы никто и никогда не смог навредить мне. Никаких эмоций, чувств. Лишь внешнее превосходство и физическая сила.

Да, пока что я все еще ребенок, но однажды мне придется научиться сражаться и убивать, чтобы выжить в этом проклятом темном мире.

– Мне было тринадцать: маленький, слабый пацан, все еще помогающий тем, кому еще хуже. Нас морили голодом и пока что не заботились о физическом состоянии. Когда взрослые считали, что мы готовы к новым испытаниям, нас начинали откармливать, лечить и тренировать. Многие шрамы с тела они убрали, но этот почему-то оставили. Как чертово напоминание, что я когда-то был слабым и всегда могу вернуться в это положение.

Я рыдала. Слезы ручьями текли из глаз и капали с подбородка. Брайен заботливо вытирал их и никак не комментировал опухшее лицо и сентиментальность.

– Секунду… Сейчас успокоюсь…

Убрав телефон в карман, я стала промокать рукавами лицо.

– Прости, мне так жаль.

Мне было стыдно перед всем темным миром. Брайен уже говорил о тяжелом детстве, и я уже плакала из-за жестокости, но сейчас прониклась куда сильнее. Столько трудностей, боли… Не представляла, как они чрез это проходили? Как Брайен через это прошел, сохранив в себе то, за что его наказывали?

– Все, прекращай плакать и извиняться.

Брайен обнял меня, погладил по голове и поцеловал в висок. Стал меня успокаивать, будто это я сейчас рассказала о прошлом. Сколько же сил в нем было, раз даже в этот момент он поставил выше своих переживаний мои сопли. Тяжесть на сердце все еще не давала мне ровно и спокойно дышать, но я отстранилась, чтобы сказать важные слова:

– Я восхищаюсь тобой! Что бы ты ни говорил и ни думал, после всего, что с тобой делали, ты остался достойным человеком. Я не знала об этом, когда мы только встретились, и многое накрутила, преувеличила, как с порезом.

– Аврора, – он коснулся моих мокрых щек, но я обхватила запястья и остановила его.

– Дослушай меня. Ты не ничтожество. И ты мне нужен.

Признание в чувствах больше меня не пугало. Слова были искренними, говорила я смело и твердо. Даже шмыгающий нос не мешал мне изливать душу.

– Пусть наши отношения быстро начались и быстро закончатся. Пусть они странные и неправильные. Зато они будут незабываемыми. Ты и представить себе не можешь, как весело с тобой, как мне нравится твой голос и то, как ты говоришь. Как мне нравится делиться с тобой своей жизнью, мыслями, спорить, слушать твои истории. Неважно какие: если эта история о тебе, то я хочу о ней знать. Когда ты рядом, мне сносит крышу. Происходящее давно перестало быть любопытством и влечением. Просто хочу, чтобы ты об этом знал.

Я была готова к тому, что у Брайена не найдется слов после того, что я ему наговорила, поэтому не ждала никаких ответных признаний. Вместо этого я наклонилась к нему, прошептала еще кучу извинений и, нащупав подбородок, аккуратно прикоснулась губами к шраму. Руки, которые я опустила на широкие плечи, ощутили легкий импульс: Брайену, вероятно, было больно, но я абстрагировалась от этого и доверилась ему. Он мог оттолкнуть меня.

Желание поцеловать его для светлой части меня было эгоистичным: пусть она все еще и боролась с чувствами к темному, но делать больно ему тоже не хотела. После я обязательно еще много раз пристыжу себя за нарушение собственных принципов.

Пальцы Брайена на моей талии напряглись, но не от злости или дискомфорта. Это легко можно было понять по тому, как наши тела реагировали друг на друга, как он гладил мои бедра и давил на спину, чтобы прижать сильнее к себе.

Я исполнила свою мечту и поцеловала Брайена. Сотни фейерверков взорвались в голове, когда я почувствовала его тепло, его вкус. У меня все еще не было опыта, поэтому я сминала губы неуверенно