– Ты бессердечный ублюдок! – Отис покачал головой, понимая, что ничего не может сделать.

Дверь в дом открылась, мужчины и собака обернулись. На пороге стояла Джоан.

– Иди в дом, Джоан, я буду через минуту, – крикнул Отис.

Джоан оглядела всех троих и улыбнулась ему, и именно в этот момент он осознал всю серьезность ситуации.

– Джоан, вернись в дом!

Но она только посмотрела на соседа и сказала:

– Генри, пожалуйста, иди домой.

Тот навел пистолет на Джоан, целясь ей в голову.

– Ты слышала его. Вернись в дом.

– Опусти пистолет! – крикнул Отис. Затем повторил умоляюще: – Пожалуйста, Генри. Опусти пистолет.

Раздался выстрел. Джоан упала.

Отис бросился к ней со всех ног, едва слыша бормотание Генри за спиной:

– Черт, я же не собирался стрелять. Вот дерьмо!

Отис взбежал по ступенькам и рухнул подле нее на каменное крыльцо. Она истекала кровью, бархатная жидкость вытекала из шеи, собираясь в лужицу. Ее глаза были открыты и безучастно смотрели вверх.

– Звони в скорую! – заорал Отис. – Звони в скорую!

Но вдруг понял, что кричит в пустоту. Почувствовал прилив адреналина, задрожал всем телом. Усилием воли попытался собраться. Побежал к своему автомобилю, краем глаза заметив Генри, ковыляющего домой. Отис достал телефон из подставки и попробовал набрать номер. 711. Нет! Его пальцы дрожали. 834. № 912. Он не мог попасть по кнопкам! Он положил телефон на сиденье и придержал правую руку левой. Сосредоточился и наконец набрал нужные цифры.

Он бросился обратно к ней. Теперь Джоан дышала короткими, резкими вздохами. Все, что у него было, уходило, исчезало. Она умирала, покидала этот мир. Нет, нет, нет, нет.

Брукс не пошел на работу. Был понедельник, почти одиннадцать утра. Джейк, его брат и отец названивали ему раз за разом. Шум, шум, шум. Везде шум.

Он сидел на диване, уставившись в потолок, а на заднем плане по кабельному шел выпуск новостей, кто-то болтал о политике. Если бы Эбби сидела рядом, она бы либо кивала, либо кричала в телевизор, в зависимости от говорящей головы на экране. Брукс не знал, как жить дальше. Он принял решение расстаться с Эбби, и это казалось правильным, но как быть со всем остальным? Главный вопрос – что делать с работой и Красной горой?

Кто-то постучал, и он пошел открывать, не потрудившись застегнуть рубашку. Распахнул дверь.

Он видел фотографии в бумажнике своего отца и был поражен ее красотой. Не такая, что прославила Мэрилин Монро, но и не простушка-милашка. Нечто между. Его мать была прекрасна, как орлица, взмахивающая крыльями высоко в западном небе.

Но, помимо красоты, Брукс увидел тщательно скрываемую тоску в ее голубых глазах. Возможно, ему это удалось, потому что они были одной крови. Печаль сквозила во всем ее облике, в том, как ее белые волосы падали на слегка поникшие плечи. Словно что-то тянуло ее вниз. Он увидел разбитое сердце в потеках бурой ржавчины, пульсирующее в голубых жилках возле ее щек, глаз и шеи.

Что можно сказать матери, которую никогда не видел? Они смотрели друг на друга, будто пытались проникнуть в душу любимого человека, которого никогда не было рядом.

– Мне так жаль, – наконец проговорила она.

«Сожалеть легко», – подумал он. Все, что вам нужно сделать, просто произнести эти слова. Любой может сожалеть. И он мог бы сожалеть. Но как простить?

Он кивнул ей, не находя слов.

– Можно мне войти? – Она смущенно улыбнулась.

Он отошел в сторону, и она осмотрелась вокруг.

– Как красиво! – восхитилась она. – И так чисто. Ты сын своего отца, не так ли?

Ему все еще нечего было сказать.

Она снова повернулась к нему; он стоял в холле, оглядываясь по сторонам, цепляясь за реальность.

– Полагаю, мяч на моей стороне, не так ли? – Она подошла к нему и прошептала: – Скажи что-нибудь.

– Мама? – спросил он неуверенно, будто примеряясь к этому слову.

– Да, я твоя мама. – Она посмотрела на него, ожидая, что он раскроется. Она взяла его за руку. Пальцы у нее были длинные и костлявые, но теплые, как и положено материнским. – Прости, что так долго не могла решиться на встречу. Очень хотела, с того самого дня, как Чарльз нашел тебя. Но все оказалось непросто. Мне так стыдно! Я оставила тебя. Я бросила тебя. – Она выглядела так, будто уже не могла плакать и все, что у нее осталось – это боль.

– Ты не бросила меня, – сказал Брукс. – Не думай так. – Он смирился с этим много лет назад. – Вы отдали меня на усыновление. Это совсем другое дело. Ты сделала то, что считала лучшим для меня.

Все еще держа его за руку, она сказала:

– Ты прав. Мы сделали то, что считали лучшим для тебя. Но все же… Никогда не можешь знать наверняка.

– Это было много лет назад.

– Мне больно каждый день. – Она погладила его по голове своей теплой рукой. – У тебя все в порядке, не так ли?

– Иногда. – Он хотел казаться сильнее, но она поймала его в неподходящее время.

– Мы можем присесть?

– Да, конечно, – сказал он, подводя ее к дивану.

– Послушай, я не претендую на роль матери, на роль родителя. Я этого не заслуживаю. Но ты должен знать, что я люблю тебя, даже несмотря на то, что долго отсутствовала в твоей жизни. Я всегда тебя любила и не перестану, даже если ты велишь мне уйти прямо сейчас и навсегда. – Она вздохнула. – Чарльз рассказал мне о том, что происходит. С тобой. С твоей невестой. С твоей работой. С братом. Это все слишком. Я знаю. Позволь мне, сын мой, кое-что сказать. Можно?

– Почему нет?

– Вот чему я могла бы научить, что я могла бы сказать, если бы не оставила тебя. Чем ближе ты становишься к людям, тем труднее их любить. Но ты все равно их любишь. Над этим нужно работать. И ты не можешь просто взять и уйти от них. Вот что такое любовь. Когда эти слова слетают с моих губ, я понимаю, что не имею права их произносить, но все равно говорю.

Шум, шум, шум. Тот же шум, что издавали другие.

– Когда твой отец отвернулся от Шея, попавшего за решетку, это едва не погубило нас. Я тогда сильно разозлилась на Чарльза. Но все это было недоразумением, болезнью и болью. Он не имел в виду то, что сказал твоему брату. Ему было очень плохо. Его отец – твой дед – сидел в тюрьме, и не раз. Твоему папе было невыносимо сознавать и принимать это, он постоянно боролся с клокочущими внутри эмоциями. Он и сейчас это делает.

– Почему мой дед сидел?

– Бил жену, бил сына. Снова и снова. Он был пьяницей.

– Почему же она не ушла от него? Почему не забрала сына и не сбежала?