товарищам, по всем, кто погиб в Афганистане, — задумчиво сказал Тахтамурадов, потом, посмотрев на уже поднимающийся над горами огромный оранжевый шар проснувшегося солнца, воскликнул:

— Посмотрите на это чудо! Мой дед, когда я с ним пас в горах овец, любил повторять, что ради этого чуда, когда рассвет устраивает перекличку всего живого, нужно жить. «Запомни, — говорил он мне, — в горах нет полного безмолвия. Надо каждое утро наслаждаться разноголосым пением птиц, шумом бурлящей и устремляющейся вдаль воды. Послушал эту музыку, поблагодарил Всевышнего за день грядущий, позволил себе всласть испить чистой родниковой водицы, затем умыться ей, вот тогда по-настоящему почувствуешь смысл жизни. Нет ничего приятнее, чем в ранний час самому соприкоснуться с возрождающейся жизнью природы. Это тебе зарядка на весь день. Голова свежая, мысли добрые, мозги работают в нужном направлении».

— Прав твой дед, Файзуло, рассвет, особенно здесь, в горах, — это одно из самых восхитительных зрелищ на Земле и духовных впечатлений в жизни, — подтвердил старший лейтенант Годына, внимательно наблюдая за многочисленными лучиками солнца. Они вспыхивали на белоснежных вершинах, играли и переливались на склонах, затем снижались и сбегали вниз, к подножию. Лучи своими нитями освещали широкую зелёную долину от кишлака Гагамунда до уездного центра Суруби, одновременно отражаясь рядом в бурлящей реке Кабул.

— Горы и рассвет учат любить жизнь такой, как она есть, легче переносить все тяготы и лишения. Мы вот каждый день с пацанами, если получается, стараемся встречать восход солнца. С выносного поста на господствующей высоте этот волшебный миг природы выглядит ещё красивее, — подметил старший выносного поста сержант Филимонов.

— Вот два месяца мы здесь, но каждый раз от каждого восхода солнца захватывает дух! Мы с пацанами научились различать эту переливающуюся музыку дикой природы. Каждый день, когда ещё нет движения машин по трассе, мы слышим шум бурлящей воды в реке, журчание ручья из родника, который наполняет наш бассейн, пение и крики диких птиц, отчего охватывает изумление и восторг. Всё очень красиво! Только вот уже надоело это всё, домой тянет, товарищ старший лейтенант! — прищурив глаза, всматриваясь в горизонт, добавил сержант Безгодков.

Терпеливо выслушав своих подчинённых, командир роты ответил:

— Верно, ребята! Видеть и прочувствовать рассвет в горах — это словно заново родиться, переосмыслить жизнь, происходящее вокруг нас. Этот мир, который, проникая в тебя, навсегда изменяет отношение к природе, к смыслу жизни на Земле…

Затем Годына ещё раз взглянул на горы, на стелющийся туман и предложил:

— Завтра нужно, чтобы вместе с вами все участники боевой операции по уничтожению каравана встретили восход солнца. Это будет хорошее снятие стресса после боя. После чего всех дембелей освобождаю от несения службы для подготовки к увольнению!

— Спасибо вам, товарищ старший лейтенант! На выносном посту, согласно ваших распоряжений, замена для дембелей подготовлена. Службу несут бдительно! — резюмировал сержант Филимонов.

— Я нисколько не сомневался в ваших способностях, товарищ сержант, — улыбнувшись, ответил командир роты.

Время было ещё раннее, но со стороны пункта приёма пищи шёл дым: готовился завтрак. Бойцы направились окунуться в бассейн, а командир роты — побриться, а потом и охладиться родниковой водой.

Солнце уже начинало потихоньку пригревать, проникая в каждую щель, на стол в тени шелковицы, у которого находился старший лейтенант Годына, на его намыленное лицо и плечи. Владимир не спеша, с удовольствием брился перед зеркалом, подправляя свои усы, чувствуя дуновение ветерка и аромат, исходящий от ягод шелковицы. Бреясь, он внимательно всматривался в своё лицо, удивляясь появившемуся блеску в глазах. От предчувствия, что скоро он будет дома и, наконец, окажется в кругу своей семьи, родных и близких, на сердце было легко, радовалась душа. Он вспоминал себя, небритого, грязного и потного, до черноты загоревшего и с покрытыми чёрной коркой руками. Годына помнил своё лицо с ввалившимися щеками, когда возвращался в полк после рейдовых операций.

Закончив бритьё, он протёр полотенцем лицо и направился в бассейн. Он плавал и нырял, наслаждаясь прохладой родниковой воды, непрерывно струящейся из скалы. После бассейна, испытывая бодрое настроение, направился к себе, чтобы подготовить документы для передачи должности новому командиру роты. У входа в бункер его поджидали сержант Безгодков и рядовой Тахтамурадов, что-то опять весело обсуждая между собой.

— Ну, вот и экипаж моей машины боевой, весь в сборе! — улыбаясь, произнёс Годына. — Что, махнём на Родину? Прямо в Термез?

— Без проблем, товарищ старший лейтенант! Вы знаете, что машина всегда в боевой готовности, — скороговоркой отчеканил механик-водитель рядовой Тахтамурадов.

— Ладно, знаю, Файзуло. А ты к передаче-то машину уже подготовил, обслужил как следует?

— Так точно! С пол-оборота заводится, вымыта, вычищена.

— Понял, а что меня ждали? Чего хотите?

Сержант Безгодков, посмотрел на своего боевого товарища, замялся немного, а потом попросил командира роты:

— Мы вот… Все дембеля решили собраться вместе на выносном посту у сержанта Филимонова. Разрешите с собой взять рядового Тахтамурадова?

— Ладно, Рыжий, разрешаю. Только Файзуло утром должен быть здесь! — приказал старший лейтенант Годына и, бросив взгляд на своего механика-водителя, добавил:

— Ты что, Файзуло, забыл, что завтра передаёшь новому механику-водителю свою машину?

— Никак нет! Не забыл! С подъёма буду у машины, — чётко ответил Тахтамурадов.

— Разрешите идти? — одновременно ответили боевые друзья.

— Идите, а я позже сам подойду к вам на выносной, проверю, — глядя на подчинённых, ответил ротный.

По тропинке, ведущей вверх, бойцы поднимались не спеша. Им был знаком каждый валун, каждый камень, каждый дикорастущий кустарник. Файзуло, останавливаясь и размахивая руками, обращал внимание на величественную красоту неприступных гор и дальних хребтов, покрытых снегами и освещаемых лучами жаркого июльского солнца, которое уже было в зените.

— Эта красота знакома мне с рождения! У нас горы такие же, как и здесь. Люблю их и оторваться не могу, душа иногда замирает от этой красоты. Чувствую себя обыкновенной букашкой по сравнению с ними, — с восхищением промолвил Файзуло. — Но вот оставаться здесь, в Афганистане, жить, ни за что не согласился бы, даже если и не было войны! У нас в Таджикистане совсем другой микроклимат. У нас дружба народов, независимо от национальности и вероисповедания. Все мы советские люди, с равными правами. Можем учиться, жить, работать в любой точке Советского Союза, — продолжал говорить Тахтамурадов.

— Через несколько дней будем дома, Файзуло, но мы навсегда останемся верными своему долгу перед нашей Родиной. Мы здесь сделали всё, что смогли, честь свою не запятнали! — с волнением в голосе произнёс Юра Безгодков.

Вскоре они вышли к боевым позициям поста, где располагались укрепления, сцепленные бетонным раствором камни с бойницами для