костра. Сусликов схватил свою винтовку и, держа её в руках, смотрел на друзей. С минуту он молча стоял, опустив голову. Лицо его приняло такое выражение, как будто его приговорили к чему-то страшному, губы его дрожали. Бросив растерянный взгляд на друзей, он тихим, взволнованным тоном пробормотал:

— Блин… что же сейчас делать?

Обступив Сусликова, все смотрели на его СВД. У снайперской винтовки обгорел приклад и потрескались стеклянные линзы прицела.

— Беда… — опять произнёс взволнованно снайпер, — вот влетит от ротного.

Сержант Филимонов сочувственно посмотрел на своего подчинённого, похлопал его по плечу и сказал:

— Да встряхнись, Суслик! Успокойся, не смертельно! Не из такой ситуации мы выходили.

Пока боевые друзья-дембеля думали о том, как выйти из положения, на тропинке, ведущей к выносному посту, послышались шаги и хруст щебня. Появился командир роты. Старший лейтенант Годына подошёл к ним, посмотрел на снайперскую винтовку, сконфуженного и растерянного снайпера, всё понял, вздохнул, а затем спокойным, но жёстким тоном сказал:

— Ну, что, боец, отвоевался? Домой хочешь? Дембель твой в опасности!

— Кто же не хочет, — тихо и напряжённо ответил рядовой Сусликов.

— Так вот, для тебя будет дембельский аккорд. Пока не сделаешь приклад, домой не улетишь. Что касается прицела, то, учитывая твои боевые заслуги, подадим на списание. Понял?

— Так точно, товарищ старший лейтенант!

— Вопросы есть?

— Никак нет!

— Тогда сразу же и приступай к работе. Чтобы был такой, как настоящий! — поставил задачу старший лейтенант Годына и пристальным взглядом посмотрел на сержанта Филимонова, потом окинул взглядом Безгодкова с Тахтамурадовым.

— Итак, дембеля, запомните! На войне опасность преследует везде и расслабляться нельзя до последнего, до тех пор, пока не прилетите домой и не переступите порог родительского дома. Вы там нужны своим родным живыми и здоровыми. Сделав небольшую паузу, Годына вновь бросил взгляд на Филимонова и, глядя ему в глаза, произнёс:

— Товарищ сержант, боевое охранение проинструктировали?

— Так точно! Все уже на своих местах. Смена постов отработана, Вы же сами знаете, — ответил Филимонов и, смотря на Безгодкова и Тахтамурадова, продолжил:

— Разрешите сегодня нам самим последний раз вечером и в ночь пристрелку сделать по вероятным направлениям появления противника?

— Разрешаю, но только без лишнего фейерверка! — ответил ротный.

Обойдя с Филимоновым позиции боевого охранения и уже отправляясь обратно вниз, к себе, обдумывая, как поддержать снайпера, неожиданно повернулся к нему и строго велел:

— А ты давай со мной вниз, подберёшь там хорошее полено из тутовника. Материал в работе очень крепкий, но надёжный. Повозиться с ним придётся, но, думаю, справишься. Чем его обрабатывать, сам придумаешь, станков для этого у нас нет!

Приближались сумерки. Прощальный солнечный луч уже коснулся горизонта. Последние лучи закатного солнца ещё ярко освещали сидящих на камнях у костра бойцов. На костре тлели большие головешки от тутовника, Юра Безгодков поворачивал термос, в котором кипел крепкий чай. Файзуло задумчиво разгребал золу, в которой ещё оставалась картошка, а Филимонов курил, о чём-то сосредоточенно думая. Рядом примостился на камне снайпер Сусликов, зажав между ног большое полено от тутовника. Он обрабатывал его перочинным ножом, то и дело подтачивая лезвие ножа о камень.

Вдруг низко, прямо над головами у дембелей, пролетела большая сероватая птица. Медленно махала она крыльями, жалобно пищала. Голос у птицы был необычный, похожий на мяуканье кошки. Проводив её глазами, пока птица не скрылась в расщелине скалы, метрах в двухстах от них, Юра Безгодков спросил:

— Пацаны! Кто знает, что это за птица? Интересная какая-то, да и голос похож на кошачий.

Механик-водитель Тахтамурадов, перебрасывая с ладони на ладонь горячую картошку, мельком взглянул в сторону, куда улетела птица, и не задумываясь, ответил:

— Это, Рыжий, канюк из семейства ястребиных. У нас ещё его называют «Восточный канюк».

— Ты, как всегда, Файзуло, знаешь все приметы в горах, птиц, животных. Молодец, просто настоящий следопыт! — похвалил его сержант Филимонов, выбрасывая окурок. — А теперь давайте, пацаны, чайку крепенького накатим, чтобы не спать, проведём здесь последнюю ночь. Завтра немного вздремнём, а выспимся уже на гражданке!

— Верно, Филя, не доведётся нам уже больше вместе вот так смотреть на эту нежно-золотистую зарю, которая горит над горами, — показывая рукой на горы, с какой-то тоской сказал Безгод-ков.

Закат для увольняющихся бойцов был пропитан грустью. Они, провожая его, понимали, что он уже уходит в вечность, что здесь, на этой господствующей высоте, останется частичка их души. Сумерки сгущались, заря догорала, небо потемнело, всё тонуло в темноте ночи. На небосводе стали появляться первые звёзды. Напротив, на господствующей высоте, откуда недавно вели огонь душманы, перекликаясь друг с другом, скулили и повизгивали шакалы. Их вой подхватывало эхо, слышался адский шум и даже лязг зубов. В расщелине между двумя нависающими друг на друга скалами мелькали и передвигались какие-то огоньки.

Безгодков вскинул автомат, прижался к прибору ночного видения и проницательным взглядом всматривался в ночь. Он увидел передвигающиеся силуэты, которые, скуля и воя, делили между собой какую-то крупную добычу.

— Как уже надоело это шакальё! — с негодованием сказал он.

— Ладно, Рыжий, сейчас перейдём к позиции пулемётчика, там рядом и расчёт автоматического гранатомёта АГС-17. Напоследок плановый обстрел местности проведём, тогда и шакалы разбегутся, — предложил сержант Филимонов.

— Пацаны! Главное, чтобы двуногое шакальё духов не появилось, — раздался голос снайпера Сусликова.

— А ты-то чего, брат! Занимайся там своим прикладом, мы тут и без тебя справимся. Исполняй свой дембельский аккорд! — усмехнувшись, сказал Филимонов. — А мы вот с Рыжим и Файзуло поупражняемся в стрельбе из разных видов оружия на посту.

— С удовольствием постреляю из автоматического гранатомёта и ещё последний раз опустошу свои магазины в автомате, — с воодушевлением высказался Тахтамурадов.

— Точно, пацаны! Пусть в нашей жизни уже не придётся никогда применять боевое оружие! — сказал Безгодков.

Расположившись на огневой позиции, сержант Филимонов взял у пулемётчика 7,62 мм. пулемёт Калашникова, встал в полный рост со свисающей до земли лентой патронов и, держа наперевес пулемёт, направив его в расщелину, где выли шакалы, громко произнёс:

— Успокой, Всевышний, душу мою грешную и больную! Помоги мне и обрушь свой гнев на силы зла! — сверкнув глазами, он нажал на спусковой крючок. Пулемет задрожал от выстрелов, наполняя воздух силой огня. Впереди в расщелине падали камни, разрываясь в мелкие осколки.

Передёрнув затвор автомата, длинные очереди трассирующих пуль туда же посылал и Юра Безгодков. Рядом раздались выстрелы автоматического гранатомёта, из которого вёл огонь Файзуло Тахтамурадов.

После стрельбы всё стихло, вой шакалов прекратился. Наступила тишина глубокой ночи. Ярко и молчаливо на тёмном небе сверкали звёзды.

— О-о-о! — зевнул