впилась в левое бедро. Из глаз брызнули слезы. Он медленно встал, с трудом втягивая воздух отбитыми легкими. Ужас придал ему сил. Алексей заковылял прочь, держась за левое плечо. Казалось, его распиливали на тысячи мелких кусков. Спину словно окатили кипятком. Сперва он бежал медленно, волоча разрезанную ногу. Кровь стекала в спортивные тапочки. Через десяток метров он ускорил темп. Алексей мчался в сторону дома, размазывая по щекам слезы и грязь.

Этим вечером он валялся в постели, обмотанный бинтами и заклеенный пластырями, с температурой на весь градусник. К полуночи состояние ухудшилось, и его отвезли на «скорой» в Морозовскую больницу. Там он пролежал под капельницей несколько дней, сгорая от лихорадки. Врачи всерьез беспокоились за его жизнь. Отец с матерью поочередно дежурили в приемном покое, опасаясь самого худшего. В какой-то момент у него начались судороги, и врач зафиксировал остановку сердца. Бригаде реаниматологов чудом удалось его откачать. Все это Алексею рассказали значительно позже. Тогда он болтался в забытьи и бредил, а потом уже не видел ничего — только абсолютную черноту.

Алексея выписали через восемнадцать дней, и еще неделю он провел дома, постепенно возвращаясь к жизни. Разумеется, ему задавали вопросы. Оперативники уголовного розыска долго общались с ним в присутствии отца, но Алексей так и не смог рассказать ничего полезного. Заброшенный дом и все, что произошло там с Рудиком и с ним самим, странным образом выветрилось из памяти. Остался только смутный осадок пережитого кошмара, который его мозг не мог или не хотел вспоминать.

Лютер объявился через час после того, как стих ветер. Килар в это время сидел за столом, собирая в мешок остатки хлеба. Хозяин напечет еще, с него не убудет, а они побалуют себя на привале. Дверь со скрипом отворилась, и из темноты выступила коренастая фигура отшельника. Сперва Килар не заметил произошедшей в нем перемены, но потом тень сползла с лица Лютера, и Странник уронил лепешку на стол.

«Он уже не человек. Он получеловек-полу... кто-то, вернее, что-то еще!»

Лицо и руки отшельника стали молочно-белыми и поросли редкой бурой щетиной, похожей на собачью. В тех местах, где не было шерсти, сквозь кожу проглядывали сосуды. Челюсти выдвинулись вперед, как приоткрытый ящик секретера. Глаза напоминали высверленные в голове дыры. В провалах блуждали оранжевые искры.

— Ты все еще здесь, путник? — произнес Лютер, тяжелым, хриплым, изменившимся до неузнаваемости голосом, — Я же сказал тебе уходить.

— Что с тобой, Лютер? — Килар поднялся навстречу отшельнику.

— Со мной все в порядке, чтоб мне провалиться, путник! Я еще никогда не был так здоров и полон сил как сейчас! — Лютер доковылял до стола и рухнул на лавку, просунув руки между колен. На лице отшельника поблескивала влага. Не пот. Что-то другое. Как будто плавился подкожный жир, растекаясь слизистой пленкой.

— И все же ты болен.

— Я здоров.

Килар сосредоточился и поборол страх. Пульс барабанным боем стучал в висках. Линн и Робинс вышли из своей кельи с упакованными рюкзаками в руках, и Странник встал рядом с ними. Теперь стол отгораживал гостей от хозяина Хижины. Робинс забросила мешок за спину и вскинула винтовку, потом включила оптику и изучила Лютера через экран цифрового прицела. В глазах у нее промелькнула какая-то догадка, но она не произнесла ни слова. Линн вытащила пистолет, использовав забинтованную руку в качестве упора. Если Лютер хочет их задержать, он должен попытаться прямо сейчас.

Килар взял в руки автоматический карабин. Сбросил рычажок в режим одиночной стрельбы. Большим пальцем включил красную точку в коллиматоре. Магнифер откинул на шарнире в сторону. Сейчас он не нужен. Патроны в магазине с экспансивными, то есть пустотелыми пулями. Они оставляют только тяжелые раны. Для разной живучей твари лучше не придумаешь, а на конвенции тут клали вприсядку.

Они разошлись, чтобы не перекрывать друг другу сектора огня. Робинс сделала шаг назад и влево, Линн сместилась в сторону входной двери.

— Не приближайтесь к нему слишком близко, — шепнула Робинс, — Особенно ты, Килар. Кажется, я знаю кто… вернее, что он такое. Эта штука для тебя заразна.

— Девиант! — догадалась Линн, — Как он тут очутился?

— Не знаю, но тут ему самое место. Здесь градусов на пятнадцать холоднее, чем на равнине. Когда трансформация завершится, только в горах он и сможет выжить.

Лютер словно впал в анабиоз и ни на что не реагировал. По его телу время от времени пробегала мелкая дрожь. Что-то тихо хрустело и хлюпало. На полу под лавкой образовалась лужа прозрачной слизи.

Килару приходилось соображать очень быстро.

— Какая температура для них критична?

Робинс задумалась.

— Точно не знаю. Что-то около трехсот восьми Кельвинов. При трехстах ему уже станет не комфортно, а после трехсот пятнадцати он начнет плавится как свечка. Нарушаются молекулярные связи. В общем, загорать на пляже они не любят.

Килар напряг извилины, примерно подсчитал в уме: триста восемь Кельвинов, это порядка тридцати пяти градусов по Цельсию. В пустыне до пятидесяти доходило. И в джунглях скорее всего жара, духота. Лютеру отсюда хода нет.

— Это какой-то вирус?

— Сперва так и думали. — отозвалась Робинс, продолжая держать Лютера на прицеле. — Но ни одна лаборатория не смогла выделить патоген. Оно встраивается в спираль ДНК, разбивает ее, а потом собирает заново, но уже по-своему. Эта дрянь искусственная. Говорят — какие-то наночастицы. Кто бы мне объяснил, что это за дерьмо, и с чем его едят! Древние распылили это в конце войны, чтобы снизить поголовье противника, но как всегда перестарались, и зараза начала распространяться бесконтрольно.

Странник напряженно думал. Целый ворох важной информации, и решать нужно прямо на ходу. На долгие разбирательства времени нет.

— Постой, ты сказала, для меня заразна. А для вас разве нет?

— Женщины резистентны. Поэтому в Леоре все устроено именно так. — Робинс посмотрела на него с жалостью. Раньше за ней этого не водилось. — Тафу… то есть таким как ты, доверять нельзя. В любой момент вы можете превратиться во что-то вроде… него. И начать убивать. А мы даже не знаем, как эта дрянь передается. Сначала ваших сместили со всех должностей и установили строгий санитарный надзор, потом изолировали,