– Не надо! – вскричала Эйра.

– Ты же хочешь.

– Нет.

– Эйра, я не железный.

Что сказала ему сестра? Подколола? Задела за больное?

Эйра дёрнулась:

– Отпустите меня!

– Это не грех. Грех, когда без любви.

– Как же это мерзко! Боже! Что вы за люди?

Адэр встряхнул головой. Прищурившись, посмотрел в небо. Выпустил Эйру инырнул в воду.

Эйра метнулась через пляж к машине, забралась на заднее сиденье. Обивкакожаная... Высохнет... Ощутив ногами прохладу прорезиненного коврика, вспомнила, что забыла туфли, но пойти за ними не решилась. Уставилась натрясущиеся колени и руки, боясь посмотреть в лобовое стекло. Время тянулось медленно. Мучительно медленно. Она бы уже добежала до города. Нет, надождать. Адэр остынет, и всё будет по-прежнему.

Открылась крышка багажника. Наверное, Адэр складывает плед и корзинку. Прозвучал хлопок. Тишина… долгая тишина…

Наконец Адэр уселся за руль и швырнул через плечо туфли. Эйра чудом успелаотклониться. Туфли ударились о заднее стекло. Отскочив, врезались в спинку переднего кресла. Это ж с какой силой он бросил?

– Разрешаю тебе пожить в Лайдаре, – проговорил Адэр, разворачивая автомобиль. – Занимайся карьером, мостом. Занимайся, чем хочешь. Можешь изредка звонить, чтобы я не напрягал Кангушара, или с кем ты там будешь.

– А Мун?

– Мун останется в замке. Это единственный незаменимый человек.

По стеклу царапали ветки. В просветах между деревьями мелькали моранды: Девица впереди, за ней Парень, даёт возможность беременной подруге бежать в меру её сил. Через месяц-другой они скроются в Долине Печали, у Девицы появятся детёныши. В этом мире что-то сломалось…

– Извини, – проговорил Адэр.

Эйру передёрнуло от звука его голоса.

– За что?

– За туфли.

– Им было больно, но они вас простили.

Адэр посмотрел на её отражение в зеркале заднего вида:

– А ты?

– Остановите машину.

– Зачем?

Эйра открыла дверцу. Адэр резко затормозил.

– С ума сошла?

– Я пойду пешком, – проговорила она и выбралась из салона.

Адэр высунулся из окна:

– Эйра!

– Не хочу вас видеть, – сказала она и двинулась вглубь рощи.

– Я ни за кем не бегаю, – донёсся голос Адэра.

Двигатель взревел, рёв удалился. Моранды вернулись к Эйре и побрели рядом, ластясь и подсовывая морды ей под ладони.

Придерживая край юбки, она собрала в подол несозревшие оливки. В сумерках вышла из рощи к пригорку. На дороге, ведущей к городу, стоял знакомый автомобиль.

Заметив её, Адэр поднялся с капота:

– Прости меня. Пожалуйста.

Эйра зачерпнула полную пригоршню оливок, зелёных, крупных, тяжёлых. Запустилаими в Адэра. И не успокоилась, пока подол не опустел.

Адэр отвёл руки от лица:

– Что это было?

– У меня тоже есть нервы. Вы бы никогда не позволили себе швырнуть туфлиЛуанне в лицо. Потому что она дочь короля. Вы бы не швырнули туфли в лицомаркизе, графине или княгине. Если моё происхождение позволяет вам так сомной обращаться, о какой любви вы говорите?

– Эйра…

– Грех, когда без любви. Конечно, грех. Любви-то нет.

– Эйра, не говори так.

– Если бы я верила в вашу любовь, меня бы не остановили никакие запреты. Мне плевать на чужие взгляды, на грехи и предрассудки. Но я не могу без любви. Меня воротит от мысли… Ни одному мужчине не под силу превратить моруну в подстилку. – Эйра надсадно вздохнула. – Ещё раз унизите меня, и я заставлю вас пожалеть. –  И пошла по дороге.

– Эйра… садись в машину. Прошу.

– Я люблю ходить пешком, – сказала она и свернула на тропинку, петляющую между кустарниками.

Моранды вырвались вперёд, побежали, понеслись, перепрыгивая через заросли икамни.

Дышалось легко, сердце билось спокойно. В этом мире что-то сломалось…

***

Тишину в исповедальне нарушал монотонный голос просителя. Сибла всматривался в моложавое лицо и не понимал, почему этот человек, на вид интеллигентный и образованный, хочет отдать Братству своего единственного шестнадцатилетнего сына.

– Как я понял, ваша семья живёт в достатке, – сказал Сибла и обратил взор на юношу. Тот выглядел растерянным и удручённым. Видимо, он тоже не понимал, почему отец принял такое решение.

Проситель торопливо заверил:

– Я обещаю оплачивать его содержание.

– У вас вызвали подозрение его друзья?

– Нет-нет, что вы! Я знаю всех его друзей, знаю их отцов.

– Не вижу причины оставлять вашего сына в нашем приюте, – проговорил Сибла твёрдым тоном. – Дайте мне причину, и я подумаю.

– Шестнадцать лет – трудный возраст. А я много работаю, часто езжу по стране, редко бываю дома. У меня нет времени формировать из него мужчину.

– Нет времени у мёртвых, у живых всегда есть время, – сказал Сибла и хотел выпроводить просителя с сыном, но, устремив взгляд на сцепленные пальцы мужчины, замешкался. Обгрызенные ногти – привычка или нервы?

Сибла попросил юношу выйти из исповедальни, дождался, когда закроются двери, и проговорил, придав голосу проникновенное звучание:

– Почему вы хотите от него избавиться? Только честно.

Проситель поднёс руку ко рту, явно желая закусить ноготь. Спохватившись, виновато улыбнулся:

– Дурная привычка. Ничего не могу с собой поделать.

– Я жду.

– Моя жена испытывает к нему нездоровое влечение.

– Жена? – опешил Сибла. – В смысле, его мать?

– Его мать умерла. Я снова женился и был счастлив, пока не заметил, как она смотрит на него. Я потеряю их обоих, если ничего не предприму.

– Вы решили пожертвовать сыном ради падшей женщины?

Проситель устремил на Сиблу блеклый взгляд и вновь виновато улыбнулся:

– Я хочу их спасти.

– Нельзя спасти тех, кто не жаждет спасения.

– Она ещё не согрешила.

– Мысли грешны в той же мере, что и поступки.

Проситель уставился в пол:

– Если она оступится, я переживу. Но если меня предаст мой собственный сын, мне незачем будет жить.

– Объяснитесь с ним.

– Вы считаете, что в моём случае разговоры лучше действий? – Посетитель покачал головой. – В нём уже вовсю бурлят половые гормоны. Вспомните себя в шестнадцать лет.