обратил к Накато. – И тебе стоит подумать, действительно ли ты по-прежнему хочешь помогать ему. Или ты прекратишь упрямиться и сделаешь то, что скажем мы.

- Вы пока ничего не сказали, - отозвалась она.

Безмолвие в ответ показалось ей долгим. Она даже удивиться успела – не могли ведь шаманы не придумать, чего требовать от попавшейся игрушки колдуна?

«Ты пока будешь здесь, - поведали наконец ей откуда-то издали. – От тебя не будет большого проку».

Накато застыла, услышав затихшие без эха слова.

Не будет от нее проку? То есть – ее просто вытащили из тела и оставили здесь, неподвижную и беспомощную?

Ну, а что, - подумалось ей. Тело ее свободно – окуривание дымом цвета червей позволяет вышвырнуть душу прочь. Только и дел, что вселиться кому-то из шаманов в оболочку, освобожденную от прежней владелицы. К слову, место найдется обоим – ведь дух Амади тоже находится где-то здесь, в потустороннем мире.

Правда, у обоих шаманов может возникнуть искушение вселить во второе тело дух своего ученика. И тогда между ними начнется спор.

Однако ни для нее, ни для Амади проку с этого не будет.

Сама она теперь может только ждать. Чего? Неизвестно. Про нее вполне могут и забыть – ведь больше она не нужна! Сама помочь себе ничем не сумеет – ее окружает только желтоватый свет. Он похож на путы, только здесь у нее нет тела, которое можно было бы попытаться освободить из ловушки. Дергаться, рваться прочь бесполезно – да она и не может. Нечем.

Страх накатил морской волной, окутал длинными плетями водорослей – и отхлынул так же, как морская волна.

Что проку бояться? Все случилось, ничего не изменишь.

Как схлынувшее море оставляет на берегу ракушки, страх оставил после себя равнодушие и чуть тлеющее любопытство. Вспомнят ли про нее шаманы, понадобится ли она еще хоть кому-нибудь? Или так и останется здесь – в нигде за пределами привычного мира. Не увидит никогда больше степи и солнца, не почувствует дороги под ногами и ветра, овевающего кожу.

И… тогда что потом?

*** ***

- Ни крупицы силы, - с разочарованием заключил смутно знакомый голос.

Накато встрепенулась. Кажется, она впала в оцепенение без мыслей и чувств. Теперь же ее вывели из этого состояния.

- Гляди-ка, как засуетилась, - во втором голосе почудилась усмешка.

- А проку нет. Ни единой крупицы силы – даже самой крохотной. Как так?

- Колдуны с равнины, - вздохнул второй. – Наверняка их фокусы! Силы и правда нет – ни единого намека. Она родилась обычной женщиной. Не шхарт, не ведьма. Ничто.

Это… о ней?

Нет, то, что родилась обычной девицей в степном племени – Накато знала и сама. Слишком хорошо знала. Только почему их это волнует?

Это ведь ученики шаманов. Видно, их наставники чем-то заняты. А этим нечего делать? И они разглядывают ее, как диковинку.

- Не дергайся, - посоветовал ей первый. – Не поможет.

Она и не дергается. Накато слегка удивилась. И тут же сообразила: они ведь в потустороннем мире! Тело ее осталось в шатре, здесь лишь дух. Похоже, они видят каждую мысль, каждое движение души.

- Рвется птичка на волю, - усмехнулся второй. – Так и переливается, идет волнами!

Волнами? Переливается? То есть – они видят каждое движение ее души? Нагота тела никогда не смущала и не пугала Накато. Но нагота мыслей и чувств повергла в ужас.

- Вот так, - заметил довольным тоном второй. – Не надо никуда рваться – ничего не получится. Ты останешься здесь до тех пор, пока учитель не примет решение.

Это он, видимо, о своем учителе. Выходит, ученики шаманов считаются каждый лишь со своим наставником. Интересно, это их не поссорит?

- Чей учитель? – осведомилась девушка, чтобы хоть что-то сказать.

- Мой учитель, мастер Бомани!

- А! Так это он у вас самый главный и решает все?

- Что?! – возмущенный вопль вызвал у нее всплеск ликования.

- Не выйдет, - проговорил первый голос. – Ты не заставишь нас рассориться, даже не надейся. Это была смехотворная попытка. Мы видим все твои потуги. И все твое злорадство. Злобься теперь сколько угодно – тебе ничего не поможет. Ты в наших руках.

Да чтоб их развеяло! Конечно, они ведь видят каждое движение ее души. Она перед ними все равно, что голая – даже хуже, чем голая. Хуже, чем со снятой кожей!

Что ж, она особых надежд и не возлагала. Это была лишь догадка и проверка пришедшей мысли.

Однако… они не читают мыслей, словно в открытой книге. Лишь видят, как чувства волнуют поверхность души. Жаль, она ничего не видит, кроме золотистого света со всех сторон. Не знает, как она сама выглядит здесь.

И не видит своих тюремщиков. Слепа и беспомощна.

И этих двоих это забавляет. Ее открытость, ужас, скрутивший ее только что, когда осознала, что они видят каждое движение души.

Но она уже привыкла к этой мысли. Теперь она знает, и больше ее не выбьет из колеи осознание, что всякое чувство видно ее недругам. Интересно, зачем их оставили наблюдать за ней – если она не может выбраться. Боятся, что без присмотра все-таки найдется возможность вывернуться? Или… или нарочно, чтобы не позволяли ей вернуть душевное спокойствие?

Слишком уж откровенно они над нею насмехаются.

Быть может, старшие шаманы приказали – не давать ей покоя? Чтобы не могла обдумать свое положение и придумать какую-нибудь хитрость.

- По-моему, она спит, - заметил глумливо один из надсмотрщиков.

Что за пакость! Накато поняла, что они ей кажутся на один голос. Она даже не в силах различить их. Или просто устала? Непонятно только от чего. Здесь ведь нет ее тела – только душа! И она ничего не делает.

*** ***

Ничего не делать оказалось утомительно. Хуже, чем целый день таскать тяжелые кувшины на рынке или даже копать червей.

Льющийся со всех сторон свет надоел. Накато иногда проваливалась в некое подобие бессознательности – назвать сном или дремой это не получалось. Невозможно спать и даже дремать, когда постоянно видишь свет вокруг. Просто мысли и чувства в какой-то момент начинали таять, исчезать. И практически сразу ее из блаженного безмыслия выдергивали насмешки учеников шаманов.

В какой-то миг их голоса стали вызывать внутреннюю дрожь. Раздражение временами переходило в бессильную ярость. Поделать ничего было нельзя.

Должно быть, они нарочно дергают