Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шаманы говорят с богами и духами. Могло ли вхождение в чужое тело помешать этому?
А Таонга что-то долго не слышно, — спохватилась она. И двоих учеников шаманов, что насмехались над нею, тоже. Забыли о ней?
Таонга так ярился, что она посмела отдать его подарок!
Интересно, разозлило бы его, если б она позволила Рамле забрать браслет? Если б даже не попыталась вернуть его.
Нет, дело ведь не в том, что она не сохранила подарок. Шаман злился, что богиня получила могущество, позволяющее ей не просто вмешиваться в дела смертных, а даже мешать бесплотным духам, сохранившим данный от рождения дар.
Должно быть, он понял, что злость его бесплодна. Накто не могла отобрать назад подарок богине. Даже если бы и захотела.
— Таонга, ты здесь? — окликнула она вяло.
Нет ответа.
— А ведь я могла бы быть верна тебе, — с горечью сообщила она, не надеясь ни на то, что ее услышат, ни на ответ. — Если бы ты не взбеленился вдруг, и не отказался от меня. Я была бы верна тебе! — крикнула она, уже понимая, что не услышит отклика.
Да наплевать ему. Он — шаман, а шаманы — кто их знает, что у них на уме?
И все-таки что-то вывело из себя Таонга. Их с Бомани планы нарушились, неожиданно для них обоих. Из-за Нефер. А Нефер получила силу от браслета, отданного ей в качестве жертвы.
Если бы она не ощущала себя обессилевшей, надежда всколыхнулась бы в душе. Но теперь ей хотелось лишь поскорее вернуться в долгожданное забытье.
Ученики шаманов, кстати, тоже больше не донимают ее. Только ей уже все равно.
*** ***
— Ну-ну, приходи в себя, — за плечо настойчиво потрясли.
Что?
Голова была тяжелой, глаза не открывались. Плечо снова затеребили. Попыталась пошевелиться — и висок пронзила боль. Накато зажмурилась со стоном.
Снова волна боли. Кажется, мышцы лучше вообще не напрягать. По крайней мере, не пытаться двигать головой и открывать глаза.
Что случилось — она снова в настоящем мире? Судя по боли — да.
Последнее, что помнила — окружавший ее золотистый свет. Яркий и красивый, но надоедливый. Давящий. И еще — ярость Таонга, его упреки. А до того — насмешки двух учеников шаманов. Выходит, она вернулась в свое тело? Видно, это случилось без ее участия.
Знать бы, как все произошло! А Амади — он тоже вернулся?
— Ну? Она по-прежнему одержима? — голос Фараджа!
— Придется проверить, — а это — голос Бомани.
И руки Бомани трясут ее! Вот только не поймешь: Амади это, занявший тело шамана, или тот вернулся?
Кто-то приподнял Накато, заставив сесть, потом — подхватил под руки. Волоком выволокли из шатра — разом охватил холод. Зима ведь! За пологом шатра царит мороз, а землю покрывает снег. На плечи даже покрывала не накинули. Разорванная короткая туника облепила бедра, повисла с пояса, открыв грудь практически полностью.
Ветра не было, но холод мгновенно пробрал насквозь.
Должно быть, над степью царила ночь. Под веками было черным-черно. Изредка, правда, вспыхивали перед глазами тускло-рыжие пятна — словно от факелов, оказывавшихся слишком близко. Разлепить веки по-прежнему не получалось.
Тащили, ухватив с двух сторон. Ноги безвольно волоклись по стоптанному снегу.
Голосов вокруг становилось все больше. Люди переговаривались, кто-то кричал. Все это сливалось в невразумительный гвалт. Разобрать отдельных слов не получалось.
Куда ее тащат, зачем?
Фарадж ведь грозил, что заставит ее говорить. Вот, она вышла из беспамятства. Вернулась в свое тело. А значит — ему ничто не помешает выполнить угрозу.
Руки подняли над головой, прикрутили к столбу, и Накато бессильно повисла. Плечи заныли. Ноги касались холодной земли, с которой расчистили снег. Под веками разливался тусклый оранжевый свет — кругом горели факелы. Пахло дымом. Сил не было, голова болталась.
Что они собираются делать?
С трудом удалось-таки разлепить веки, но перед глазами все плыло. Ритуальный круг в центре кочевья — здесь собирались обычно для жертвоприношений и обрядов. Над головой и правда — ночь. Только факелы освещали все вокруг. Толпящиеся галдящие люди — кажется, все обитатели кочевья собрались. Рядом двигались несколько смутных фигур — кажется, воины. Различить фигуры Фараджа, Рамлы или Бомани не получалось.
Страшно!
Она совершенно без сил, не может даже пальцем шевельнуть. Еще и связана. По щекам покатились слезы.
Взвились вверх костры с четырех сторон. Отгородили привязанную жертву от толпы.
Возле столба остались четверо воинов, вождь и шаман. Фарадж застыл, выпрямившись. Бомани что-то раскладывал на земле, чертил фигуры. Рамлы видно не было.
От холода и страха трясло. Что с ней собираются делать? И зачем.
Привели в себя, но ни о чем больше не спрашивали. Бомани... кто сейчас на самом деле в его теле? Да, совсем скоро она узнает. Только Накато не была уверена, что это знание ее обрадует.
Смотреть было больно — костры светили тускло, но все равно глаза резало. На фоне черной ночи они казались невыносимо яркими.
Шея ныла, и Накато позволила голове повиснуть.
Что проку вглядываться напряженно в лица, невидимые за кругом, очерченным огнями костров? Что проку размышлять, пытаясь понять, что сейчас будет.
Она и так прямо сейчас и узнает, что с ней сделают.
Она ничего не может поделать. Ничем не может помешать. Так что за прок раздумывать и напрягать глаза?
Прикрыла веки. Накатила сонливость. Сейчас бы заснуть и ни о чем не думать, не помнить. Только холодно очень — мороз пробирает до костей, и ее уже начинает трясти. И веревки впиваются в руки, и тяжело, и неудобно. Но поднимать голову, чтобы взглянуть еще раз вокруг, не хотелось.
От горящих костров под веками мерцало и дрожало темно-рыжее. Иногда кто-то проходил между Накато и огнем, и тогда перед закрытыми глазами воцарялась на миг синеватая чернота.
Помимо воли девушка прислушивалась к происходящему вокруг.
Слышала только потрескивание костров. Воины застыли неподалеку изваяниями, и она едва могла уловить звук дыхания. Шаман кружил вокруг — это его фигура то и дело закрывала от нее пламя. Что он делал? Движения казались размеренными — он явно не торопился.
Нет, ее не собираются допрашивать. Они готовят какой-то ритуал. Она же услышала обрывок разговора...
В лицо плеснули водой — это оказалось неожиданно. Накато вздрогнула, подняла голову, заморгала. Вода немедленно замерзла,