— Кофе?

Она отпила свежезаваренный кофе, который он приготовил,чтобы запивать эклеры.

— Я нашла свое призвание, — призналась Лили. — Мне нужноработать в кондитерской.

— От кофеина ты не заснешь всю ночь.

— Согласна. Нам предстоит съесть еще целую кучу эклеров.

Шон взял себе еще один, другой протянул ей.

— Все-таки вы — это что-то, мисс Робинсон.

Она слизнула крем с уголка губ.

— Правда? Почему?

— Не знаю. Но так и есть.

— Загадка на загадке?

— Ты читаешь мои мысли. Ты не похожа на женщин, которых язнал раньше.

— Что, грудь маловата? Мозгов слишком много?

— Ты не слишком-то высокого мнения обо мне, да? — У неговсегда так получалось с женщинами. Если Лили окажется похожа на других, тоскоро бросит его. Так все они поступали. Бросали его. Шон не знал, как убедитьих остаться, или как заставить себя захотеть, чтобы они остались.

— Ну ладно, — кивнула Лили, — скажи мне сам. Чем я отличаюсьот них?

Шон отогнал от себя тревожные мысли.

— Тем, что прежде чем лечь в постель, мы с ними пилишампанское или текилу. А не кофе с эклерами.

Она облизнула пальцы, один зад другим, намереннонеторопливо, зная, как это подействует на него.

— А почему ты думаешь, что я собираюсь лечь с тобой впостель?

— Ну... — Шон потянулся к Лили через стол и осторожно снял снее очки. — Это просто оборот речи. — Шон снова протянул руку и распустил поплечам ее волосы. «Прощай, тихая скромница», — подумал он. — Я имею в виду, чтопостель совсем не обязательна. — Он встал и обошел стол. Потом поднял Лили ипритянул к себе. — Конечно, если ты не против.

Она поцеловала его. Это был первый раз, когда Лили самапроявила инициативу, и сейчас она не могла оторваться от него. Когда поцелуйзакончился, она едва дышала.

— На вкус ты как эклер, — сказала она.

Лили проснулась с улыбкой на губах. Сладкая истома и легкаяразбитость во всем теле напомнили ей о прошлом вечере, о тех часах, которые онапровела в объятиях Шона, пока Ред не привел детей. Хотя их время былоограничено, они занимались любовью долго и нежно, и воспоминания об этомпульсировали у нее внутри, вспыхивая в самых потаенных уголках тела. Эта ночьстала для Лили откровением. Мечтой. Экстазом, который был слаще сотни эклеров.

«Шон Магуайер, — произнесла про себя Лили, и это имяпрозвучало у нее в голове словно песня. — Шон Магуайер. Я люблю ШонаМагуайера».

Это было невероятно и восхитительно. Такого страха Лилиникогда еще не испытывала, однако впервые страх не остановил ее. До этого онане осознавала, какой тяжкий груз лежал на ее плечах. С каждым годом на душе уЛили становилось все тяжелее, она уже не помнила, когда ей удавалось свободноподнять голову. И вдруг, когда она отдала свое сердце этому человеку, произошлонечто неожиданное. Груз исчез. Лили чувствовала себя легкой, как перышко. Онажила настоящим и не пыталась заглянуть в будущее. Это была уже несуперорганизованная, целеустремленная Лили Робинсон, а совсем другая женщина.Лили ощущала себя Кармен, Далилой... Клеопатрой!

Лили не знала, что делать дальше. На сегодня у Шона былизапланированы интервью и фотосъемки; обо всем договаривался Ред. Лили хотелаостаться наедине с собой, чтобы насладиться новыми для нее ощущениями. Оналежала на спине, одна в своей постели, прислушиваясь к себе и думая о том, какбы провести всю ночь в объятиях Шона. Никто еще не проснулся. Взяв мобильныйтелефон, Лили выскользнула из фургона и заодно выпустила собаку. Закутавшись всвитер, она позвонила сестре. Лили знала, что на Западном побережье пять утра,но отчаянно желала услышать голос Вайолет. Она казалась себепервооткрывательницей. Сестра была гораздо опытнее в том, что Лили тольконачинала исследовать.

Вайолет ответила со второго звонка. Сначала Лили ничего немогла сказать и только всхлипывала в трубку. Каким-то образом ей удалосьобъяснить сестре, что это слезы радости, а не горя. Кое-как совладав с собой,она проговорила:

— Ах, Вайолет, я никогда еще никого не любила. Я даже незнаю, как это делается.

— Тебе не надо ничего делать. Просто будь собой.

— Звучит как в дзен-буддизме.

— Я тоже ничего не знаю об этом, — призналась Вайолет. — Ятолько знаю, что если это настоящее, не стоит торопить события или задаватьвопросы. Любовь все сделает сама.

— Похоже, прошлой ночью именно это и случилось. Вайолетрассмеялась.

— Ты идешь в верном направлении, Лили.

— Но это же так... непредусмотрительно.

— Ты слышишь себя? Непредусмотрительно — как будто этобанковские инвестиции или что-то в этом роде. — Вайолет помолчала. — Всердечных делах все совсем иначе, — добавила она с неожиданной для ее возрастаумудренностью. — Просто будь счастлива с ним.

— Я думала, что искать счастья с мужчиной все равно, чтоискать конец радуги. Как только ты находишь его, он исчезает.

— Ты сумасшедшая, Лили!

— Я уже беспокоюсь о том, как это отразится на детях.

— Дети будут в восторге. Видеть, как два человека влюбилисьдруг в друга, — разве это может принести кому-нибудь во вред? Они пережилистрашный удар, разом потеряв обоих родителей. Им нужно заново поверить вочто-то. Например, в тебя и Шона.

— В меня и Шона, — прошептала Лили, всматриваясь в утреннийтуман. Она все еще не верила в происходящее, однако не сказала об этом сестре.Ее чувства были слишком новы и неожиданны, Лили не могла описать их. — Мнепора, — проговорила Лили. — И... спасибо, Ви. Ты знаешь, что в жизни главноедля тебя.

Когда Лили вернулась в фургон, Шон причесывал девочек, бегаямежду ними и пытаясь подражать болтовне парикмахера.

— Вот здесь нужно немножко взбить, дорогуша. — Он взъерошилпушистые каштановые волосы Эшли. Девочка радостно смеялась. У Чарли быликосички в стиле Хайди, переплетенные на макушке. Камерон сидел в наушниках ислушал радио. Собака вбежала в фургон, оставляя повсюду грязные следы.

Лили задержалась в дверях. Все эти люди, составлявшие свойуютный мирок, огражденный от большого мира, были очень дороги ей.

Заметив ее, Шон улыбнулся; она ощутила его улыбку словнофизическое прикосновение.

— Доброе утро, мадам, — сказал он. — Вы записаны?

— Боюсь, что нет.

— Посмотрим, что я могу для вас сделать. Эклер? — предложилШон, протягивая ей коробку.

Их взгляды встретились.

— Может быть, позже.