ж вам в офисе кратко уже рассказывал про эту чудесную и эпохальную беседу. Мне бы тогда, конечно, в тряпочку молчать да поддакивать отцу этому, но я же, сцуко, неугомонный! Спрашиваю его: «А каким таким загадочным макаром батюшка ваш помер, если душа-то его – вечная и смерти ни разу не подвластная?!» А тот в ответ мне: «Да, душа, она вечная, конечно, но батюшка-то помер ведь тем не менее!» От этих слов я когнитивный диссонанс словил не на шутку, – он покрутил головой. – Да и любой, по-моему, точно такую же реакцию бы испытал. Как это, говорю, душа – вечная, а батюшка – помер? Кто ж жил-то в результате, объясните, мол, отец святой? Его, кстати, не поверите, отец Иммануил в действительности зовут, батюшку того. Папа его, как он потом раскололся, философией увлекался в институте вот и назвал сына соответствующе. И, если на последующие события смотреть, судьбу чаду своему накрепко и вполне себе однозначно определил. Но это отвлекся я опять, – он махнул рукой. – Короче, я его дальше пытать и продолжил со всем возможным пристрастием: кто жил-то в итоге у вас, говорю, – батюшка, имеется в виду, или душа его? А этот крендель мне на голубом глазу и отвечает: оба, дескать, жили! И батюшка, стало быть, жил, и душа его! Тут я, честно говоря, озверел маленько. Зачем же, спрашиваю, они двое-то жили? И каким образом, объясните уж, жили они? Открой мне уже глаза, пастырь божий, а иначе у меня ум за разум заходит!

Игорь Сергеевич, с интересом слушавший Павликову речь, громко расхохотался. Тот кисло улыбнулся и покачал головой:

– Да какой уж тут смех-то? Тут грех ведь один сплошной! Но мне бы помалкивать в тряпочку и не провоцировать миссионера этого неугомонного, так ведь нет! Ответь, говорю, кто из них жил-то, из этих двоих? Кто опыт бытия-то получал, собственно, – батюшка ваш или душа его эта загадочная?

– И что отец Иммануил? Ответил?

– Угу. Со всей пролетарской прямотой и ответил. Но вначале, кстати, спросил: а нет ли у вас, мол, отроки, еще зелья целительного? Это он коньяк в виду имел, – Павлик улыбнулся. – Но у меня на даче никаких заначек не имелось никогда, а ехать никуда не хотелось особо. Да и потом, подумал я, сейчас ему пузырь еще организуешь – точно никогда отсюда уже не выкуришь, а потом, глядишь, еще крестовым походом по соседним участкам пойдет! Обращать огнем и мечом в веру свою… А у нас там народ серьезный, – Павлик почесал нос. – Замотыжить могут без разговоров лишних и вопросов, чтобы не смущали умы неготовые проповедники разные, да еще и в разгар огородно-полевого сезона… А тут Василий-то и вылез со своими специфическими средствами… Есть, говорит, святой отец, зелье. Не жидкое только, но границы сознания расширяет лучше любого «Кагора»! И достает косяк размеров гигантских…

– Кого достает? – Игорь Сергеевич перестал улыбаться и покрутил головой в недоумении.

– Не «кого», – вздохнул молодой человек, – а «что». Косяк он достал, Игорь Сергеевич. Ну Санты-Марии предложил отцу Фармазону покурить.

– Санта-Мария? А это что еще такое?

– Господи… – тяжело вздохнул Павлик. – Ну Марья Ивановна это, как в народе говорят. Или конопля, если хотите…

– А-а-а, – понимающе усмехнулся его собеседник. – Вот оно что…

– Именно. Вася-то совсем не пьет алкоголя, а вот к Санта-Марии у него отношение очень теплое и особенное. Он и растит ее сам, разговаривает с ней. Музыку ей, не поверите, ставит, пока она сил набирается. Лучше всего, говорит, она мантры разные воспринимает. Я уж не знаю, сколько в этих словах правды, но от одной затяжки, как сейчас помню, я чуть рассудок не потерял. Это как раз та самая была, которая у него под мантры росла под индуистские. Говорят, в Голландии научились атомную траву выращивать. Чушь все это, я вам доложу! Вот у Василия она точно атомная. Я как сделал одну затяжку, так себя горшком цветочным ощутил немедля. И в таком дивном состоянии пару часов провел, пока двигательная активность не появилась…

– И вы курите? – Игорь Сергеевич смотрел с веселым интересом.

– Редко очень, – пожал Павлик плечами. – У меня к Санта-Марии особенное отношение. Для релаксации, как многие сейчас делают, я курить не люблю. А вот на церемонии если, на лоне природы и у костра – можно вполне. Для меня, Игорь Сергеевич, Санта-Мария – это растение силы со всеми вытекающими последствиями. Вот я стараюсь с ней очень близких отношений-то и не выстраивать, чтобы она не начала мной рулить да командовать! А Василий с ней – «на ты». Я ему сколько раз говорил, что перегибает палку он, а он мне одно талдычит: с силой, мол, можно только так! Нужно, говорит, брать ее за рога, силу то есть, и вперед – в просторы непознанного!

– А почему «растение силы»?

– Да по определению, – Павлик пожал плечами. – Это же все – растения силы. И грибы, и аяваска, и кактус мексиканский волшебный – пейот, и мухоморы, и Санта-Мария та же самая. Вы как один раз попробуете растение любое, так сразу и поймете, почему их так называют. Там же – сила сплошная! А вообще, – он усмехнулся, – это к любому растению относится, если уж начистоту. Огурцы, может быть, тоже растение силы. Только силу из огурцов взять сложнее, чем из грибов, допустим. Грибы съел – и все само собой случится, как опыт и практика показывают. Силы, обычно, полные штаны бывают. И прет она, и прет, уже думаешь, куда бы ее девать, силу эту, и как бы поток ее прекратить, а она – нет, продолжает изливаться! А с огурцами возиться нужно, работать учиться, – Павлик рассмеялся. – Это, конечно, шутки все, но в каждой шутке, как известно, только доля шутки есть. А все остальное – горькая и сермяжная правда жизни. Вот Василий отцу Фармазону этот косяк-то и предложил. Сам закурил сперва, а потом ему протягивает – причастись, дескать, святой отец! Сейчас, посулил, все чакры сразу у тебя откроются и снизойдет на тебя свет знания высшего!

– И что отец Фармазон? Неужели?.. – Игорь Сергеевич фразу заканчивать не стал и с веселым недоверием просто смотрел на водителя.

– Угу, – Павлик утвердительно кивнул. – Вначале он вроде как насторожился: зельем, говорит, бесовским, хотите воина православного взять? Не выйдет, мол! А потом как про чакры услышал да осознал, что нет у нас больше в заначке ничего, так точку зрения свою и поменял. Давай, говорит, отрок, зелье свое и смотри, как победю я сейчас зверя этого подлого