очень интересовало в тот момент, как он из этой истории выкручиваться будет. С тем, что душа – это «пес его знает, что это такое», я, в теории вопроса, согласен: вечной субстанции, ежу понятно, определения словесного не дашь. Но вот каким образом одно «пес его знает, что это такое» от другого точно такого же отличить – вот это, право слово, выше моего разумения!

– И как выкрутился отец святой?

– Фарисей ты, говорит, отрок! – Павлик расхохотался. – Впрочем, он уже говорить с трудом мог в тот момент. После Васиной травы некоторые вообще молчат по нескольку часов, так что отец Фармазон еще приличным бойцом себя показал. Но пылу в нем уже поубавилось. Сидит, на куст жасмина смотрит, а глаза – добрые-добрые! И забавлять его, видно, все окружающее начало. То бутылку коньяка в руки взял, начал мир через нее разглядывать, то ложечку чайную в пальцах крутит да хихикает. Втыкает, короче, понемногу в благость мира окружающего святой отец и лепостью необусловленной наслаждается. Я смотрю: такое дело – сходил, калейдоскоп ему принес…

– Калейдоскоп? – удивленно рассмеялся Игорь Сергеевич.

– Его, – Павлик усмехнулся. – Клевая, между прочим, штука. Вот я ему его и дал, а у него аж слезы на глазах от радости выступили! Вцепился в девайс, аки утопающий в круг спасательный, и пропал с концами! То на солнце посмотрит, то – на жасмина куст. Хихикает, улыбается, но молчит. Потом его отпускать потихоньку начало, и тут за него Василий взялся. Как, говорит, святой отец к Кришне относитесь? Тот, не поверите, всю благость и лепость в один момент и растерял. Как давай плеваться да ногами топать, дым из ноздрей повалил! Блуд, говорит, это и дурман для отроков непросвещенных! Нету, говорит, никакого Кришны, не было и не будет! И не говорит, даже, а рычит, точнее уж. Реально лев форменный: борода дыбом, глаза кровью налились… А Василий ему – свое: Кришна, говорит, живее всех живых, и вообще, дескать, между первым космическим кораблем и вторым перерыва глобального быть не должно! Бах! – второй косяк из кармана тянет. Ну отца Фармазона-то уже и уговаривать особо не пришлось. Он, как выяснилось, человек увлекающийся. И они второй «взорвали»… А потом, – Павлик помрачнел, – у меня срочный звонок на телефоне нарисовался. В Москву рвать нужно, причем – немедля. Я хотел этих двух с собой захватить, а оно – без малейшей возможности. Василий из кармана варган достал и начал батюшке показывать, как играть на нем. У того, не поверите, глаза совсем нехорошим огнем засветились. Варган ухватил, несколько минут к нему приноравливался, а потом такое выдал, как будто алтайским шаманом в прошлой жизни был! Василий бубен еще притащил… И с этого замечательного момента они оба окончательно сгинули. Отец святой на варгане наяривает, Василий с бубном вокруг танцует… Ну куда таких в Москву? Не ровен час, остановят на дороге, так в дурку сразу всех оптом сдадут, сие великолепие увидев. Вот я Васе инструкции выдал: где ключи, как дом запереть… Ну и в Москву рванул…

Павлик помрачнел и надолго замолчал, наверное, от пресса воспоминаний о днях минувших, но его благодарный и заинтересованный слушатель на мхатовскую паузу, судя по всему, был не согласен и прекратил ее немедля, из вежливости помолчав от силы лишь секунд десять.

– И что? Дальше-то что было?

– Дальше-то? Дальше беда случилась, – Павлик помрачнел еще больше. – Хотя подробности-то уже много позже во всей своей красе и в полном объеме проступили. Они же, эти два кренделя, что удумали? Василий отцу Фармазону предложил глаза на мир окружающий открыть, и так открыть, чтобы мир совсем небывалыми красками в один короткий и ослепительный миг расцвел. А тот, как Василий потом рассказывал, спрашивает: что, дескать, еще сильнее расцветет мир, чем сейчас? А Василий ему в ответ: это, говорит, отец Иммануил, вообще тень бледная, а не краски! А вот ежели, мол, до берлоги моей доберемся, там все и увидишь воочию! Ну долгих уговоров не потребовалось, понятное дело. Так они и рванули в Москву: на автобусе, с бубном и варганом…

Игорь Сергеевич оглушительно расхохотался, на что Павлик лишь мрачно покивал:

– Угу… Это сейчас смешно, а как их не повязали тогда, сам диву даюсь! Вы себе представьте только пару эту! Один в рясе, бородатый и на варгане фигачит, как шаман потомственный, второй с бубном вокруг него приплясывает и «Харе Кришна!» поет. Но ничего – добрались без происшествий вроде бы. Единственное, Василий рассказывал потом, еле оттащил он отца Фармазона от гопников каких-то. Это уже в Москве было, недалеко от Васиной берлоги. Гопники эти над ними смеяться вздумали, а это, – он криво ухмыльнулся, – реакция вполне логичная, кстати. Тут любой нормальный человек смеяться начал бы, со слезами, конечно, вперемешку. А отец Фармазон озверел сразу, и – в бой! Глаза, как Вася уверял, кровью налились, дым из ноздрей, чуть ли не копытом землю роет… Короче, чистый Конек-Горбунок вместо служителя культа перед гопниками возник. И давай им втолковывать, что прямо сейчас этот варган им в задницы будет засовывать, всем по очереди причем. А потом, если кому мало покажется, еще и бубен туда же определит! Гопники вроде бы хотели поначалу вызов принять, но батюшка принялся крест с шеи стаскивать с явной целью в конфликте назревающем его использовать. А отец Фармазон, кстати, – Павлик усмехнулся, – мужик не очень-то мелкий, если уж так говорить. А скорее, даже крупный мужчина вполне. И когда вот такой бородатый демон начинает крест с шеи снимать, да явно не с мирными целями, тут уже не только гопник нормальный испугается, а вообще любое разумное существо подальше держаться предпочтет! Гопоту в миг сдуло…

Игорь Сергеевич смеялся беззвучно, только слезы вытирал. Павлик искоса посматривал сначала, а потом, не выдержав, тоже расхохотался.

– Согласен, картина маслом, конечно. Репин был в тот момент нужен, или Шишкин какой-нибудь. «Отец Фармазон, изгоняющий бесов из гопников»! Не картина, а находка получилась бы. Короче, добрались они до дома Василия, и там-то беда и произошла, – он снова помрачнел и надолго умолк, сосредоточенно уставившись на дорожное полотно.

– Не томите, Павел! Что там случилось-то?

Павел неопределенно покрутил головой, тяжело вздохнул и помрачнел еще сильнее, хотя, казалось, это было просто невозможно.

– Дальше-то? А дальше, Игорь Сергеевич, случилась психоделическая дефлорация отца Иммануила…

Конец фразы утонул в громовом хохоте. Смеялся Игорь Сергеевич долго. После чего он утер слезы, прокашлялся и немного утомленно помотал головой, с трудом переведя дух.

– Ну вы даете, молодой человек!