Какой-то шум в коридоре. Бржозовский приподнялся с кровати, пытаясь открыть глаза. С первого раза не получилось. Брызнули слезы. Да в чем, собственно, дело?

Хлопнула входная дверь. Услышал чьи-то быстрые приближающиеся шаги.

– Ваше превосходительство! – Спальня наполнилась встревоженным голосом капитана Свечникова. Слегка приглушенным, словно говорил, прижав ко рту платок. – Немцы пустили газы!

Проморгался, наконец, взглянув на вошедшего сквозь влажную пелену. Лицо Свечникова наполовину скрыто марлевым респиратором. Еще один держит в руке, протягивая генералу. Пока Бржозовский справляется с тесемками, капитан, обильно полив раствором из пузырька толстый тампон, вставляет его в кармашек на маске.

Снаружи загромыхало. Снова обстреливают.

– Я приказал законопатить тряпками все щели, – быстро докладывает Свечников. – Поливаем их водой. Сквозь нее газ не проходит.

– Господи, что же будет! – Комендант с ужасом представил солдат в окопах Сосненской позиции, которым и спрятаться-то негде. Поднял покрасневшие глаза на капитана. – Там ведь тринадцать рот…

– Девять, – поправил начальник штаба.

Ах да. Должно быть, скоро утро. Ночное усиление снято. Все равно. Можно считать, что девяти рот гарнизон уже лишился. А что творится в крепости?

– Костры! – взвился Бржозовский. – Михаил Степанович, надо зажечь костры!

– Сию минуту распоряжусь, а то не до того было, – уже на ходу, чуть виновато бросил капитан, выбегая из комнаты.

Крепостная артиллерия молчала непозволительно долго. Впрочем, это можно понять. Люди боролись за жизнь – все до единого, кто находился в Осовце. Многим не довелось выйти победителем из этой борьбы. Да и те артиллерийские расчеты, что встали к орудиям, изрядно надышались отравы.

– Что на передовой, Михаил Степанович? – Бржозовский устало привалился к стене, изредка покашливая.

– Полковник Катаев[97]докладывает, что по донесению командира 3-го батальона, капитана Потапова, центральные участки Сосненской позиции с обеих сторон железной дороги, а также участок у деревни Сосня взяты германцами. Участки у Белогронды и правее Сосни пока держатся. Там отбили несколько атак. Немцы упорно продолжают продвигаться к крепости. В центре успели дойти до окопов резерва. Остановили их только благодаря артиллерийскому огню, когда те уже перелезали через проволоку.

– Да. Молодцы артиллеристы. Как всегда. При таких-то потерях… Что еще?

– Попытку немцев обойти Белогронды с востока сорвали разведчики Ливенского полка. Они вышли во фланг и отбросили неприятеля. Обход со стороны деревни Сосня мы предотвратили опять же артиллерийским огнем. Здесь еще и газы, нам на счастье, повернули в сторону немцев. В целом ситуация такова: огонь артиллерии отрезал немецкие резервы от их штурмующих частей, кои в свою очередь местами залегли на занятой позиции, а местами отступили. В руках противника находятся деревня Сосня, двор Леонова и почти вся центральная позиция, за исключением опорного редута, занимаемого 12-й ротой. Там еще сопротивляются.

– Живы, значит, – вздохнул генерал и снова закашлялся.

– Надолго ли…

Свечников смочил два тампона. Передал один коменданту, второй вставил в свою маску вместо высохшего. Благодарно кивнув, Бржозовский поменял у себя вкладыш. Неглубоко вдохнул. Поморщился.

– Что предпринимает Катаев? – спросил сдавленным голосом.

– Отправил на Сосненскую позицию с Заречного форта 8-ю, 13-ю и 14-ю роты для контратаки.

Помолчав, генерал бросил долгий взгляд на икону в углу. Перекрестился.

– Помилуй их, Господи. Спаси и сохрани.

Вздохнул, опустив голову:

– Безумие. Чистейшей воды авантюра. Но выхода нет. На геройскую смерть пошли солдатики…

* * *

…Свои укрепления 12-я рота все же отстояла. Слева немцы свободно заняли Сосню и хотели зайти оттуда. Пулеметный расчет выручил, здорово покрошив германские цепи. Еще и случай помог – враги попали под собственный застоявшийся газ и запутались в проволочных заграждениях.

Держался, хвала Господу, и правый фланг за железной дорогой. Оттуда отчетливо доносились непрерывные стрекотания двух пулеметов и ружейная пальба. Но немцам удалось-таки вклиниться в оборону в центре. Добив жалкие остатки ополчения, они ворвались в окопы, отрезав роту Чоглокова от правого фланга.

И вдруг заговорила крепостная артиллерия. Это приятно удивило. Ведь ядовитое облако газов наверняка прошлось и по крепости, забирая жизни орудийной обслуги. Хорошо, если уцелела хотя бы половина всех артиллеристов. Да и у тех состояние ничем не лучше. Живые трупы, как и здесь, в окопах.

Газ окончательно доконал многих, кому посчастливилось не умереть от удушья в первые мгновения атаки. На дно траншеи то и дело скатывались мертвецы с грязным, окровавленным тряпьем или марлей на лицах. Некоторые, само собой, погибали от пули, а то и от разрыва снаряда. Бой есть бой, тут уж ничего не попишешь. Но на большинстве тел ни царапины. Ядовитый туман рассеивался, однако не останавливал свою смертельную жатву.

Страшно болела голова. Чоглокову казалось, он давно умер, а что до сих пор стреляет из винтовки по набегающим серым фигурам, это ему только мерещится. На самом же деле подпоручик стоит в полный рост на бруствере, в чистом парадном кителе, в надраенных до зеркального блеска сапогах. Яркое солнце играет на золотых погонах, а на боку висит сабля, давно потерянная еще на первом, самом дальнем рубеже. В траншее толпится народ. Вся его 12-я рота. Те солдаты и унтеры, кто полег сегодня здесь и кто еще сражается. Стоят на своих боевых позициях и смотрят ему в глаза. Хорошо так смотрят, с уважением. И прапорщик Федотов рядом, и Тимашок…

Да к черту эти галлюцинации!

Выстрел. Ручку затвора вверх и на себя. Еще один латунный цилиндрик вылетает из казенника, с коротким «дзинь» падая в кучу стреляных гильз, позеленевших от хлора и оттого потерявших свой изначальный золоченый блеск. Рука толкает затвор, возвращая его на место с новым патроном. Теперь взять прицел. Целик с мушкой расплываются. За ними бегущий силуэт немца и вовсе почти неразличим. Та-а-ак, стараться не кашлять…

Палец жмет на спуск. Ствол плюется пламенем, приклад привычно толкает в плечо. Белесый дым относит в сторону. Где немец? Убит или нет? Вроде бы упал. Может, просто залег? Черт с ним. Следующий кто? Выбор настолько велик, что глаза разбегаются.

Снова ручку затвора вверх и на себя…

* * *

– Рота, подъем! В ружье!

Не успев еще проснуться, Самгрилов сел на топчане, опустив босые ноги на прохладный пол.