* * *

Прошла неделя, Люба быстро приспособилась к тому, что в ееквартире живет еще один человек, к которому каждый день приходит подружка. Юлястаралась помогать, как умела, и присутствие Дениса привычного уклада Романовыхне сломало. Люба начала было успокаиваться, но тут неожиданный удар нанеслаЛеля.

– Я ухожу от вас, – заявила она. – Мояподруга переезжает к своему бойфренду и разрешила мне пожить в ее квартире. Ачерез четыре месяца я еду в Англию, меня пригласили читать лекции повосемнадцатому веку.

Слова про Англию так поразили Любу, что она вначале даже неосознала первую часть сказанной дочерью фразы. Оказалось, Лелин реферат поанглийской поэзии произвел на лондонского профессора неизгладимое впечатление,с девушкой провели собеседование, убедились, что ее английский язык находитсяна должном уровне, и подписали с ней контракт на три года. Если за эти три годаона покажет себя с наилучшей стороны, будет решен вопрос о ее постоянной работев одном из университетов.

– Господи, Лелечка, – обрадовалась Люба, –какая же ты у меня умница! Я так за тебя рада! – И только после этогоспохватилась: – Но ведь это только через четыре месяца. А что ты сказала проподружку?

– Я сказала, что буду жить в ее квартире.

– Почему?

– Потому что я не хочу жить в доме, где царит ложь.Ложь и притворство. Мне это надоело. Это разъедает меня, коробит, это разрушаетмою душу. Каждый раз, когда звонит дед, я вздрагиваю, что он спросит, не звонилли Коля и как у него дела. Но к этому я за много лет как-то привыкла. А теперья еще боюсь, что он будет спрашивать про папиного нового родственника. Мнеприходится все время врать. Я не хочу.

– Но Лелечка…

– Я не хочу, – медленно и раздельно повторилаЛеля. – Меня это уродует. Я хочу сохранить себя.

«Я хочу сохранить себя». Когда-то, очень-очень давно, те жесамые слова произнесла Тамара. Надо же, как интересно проявляется голос крови.

– То есть уговаривать тебя бесполезно? – упавшимголосом спросила Люба. – Или у нас с папой все-таки есть шанс?

– Нет, мама, у вас нет шансов. Ты же знаешь, я ничегоне делаю впопыхах. Все мои поступки продуманы и спланированы, я же все-такитвоя дочь, – Леля слабо улыбнулась. – Я приняла решение, иотговаривать меня бесполезно. Я буду вас навещать, но жить я оставшиеся четыремесяца буду отдельно.

Люба с трудом боролась с подступающими слезами. Она сама вовсем виновата, она своими руками разрушила свою семью. Сначала она потеряласына, теперь теряет дочь, которая, слава богу, жива и здорова, но не хочет бытьрядом. Если бы они с Родиславом с самого начала ничего не скрывали от НиколаяДмитриевича, как знать, что бы вышло… Он, конечно, пришел бы в ярость, но,может быть, нашел бы какие-то слова, которые остановили бы Колю. Или неостановили, но заставили бы быть более осмотрительным, и все закончилось бы нетак трагически. И пусть бы Родислав лишился карьеры, пусть бы у него не былосейчас такой работы и таких денег, пусть они по-прежнему считали бы рубли икопейки, но Коля был бы жив, и Леля не упрекала бы их во лжи и притворстве и неуходила бы сейчас. Как знать, как все обернулось бы. Но все сложилось так, каксложилось. Коли нет, и Леля уходит.

– Лелечка, я позвала гостей на завтра, –беспомощно пробормотала Люба. – Мне так хотелось всех собрать за однимстолом. Как же мы без тебя…

Леля обняла мать, прижалась щекой к ее щеке.

– Мамуля, не беспокойся, я буду со всеми. Спасибо, чтоне скандалишь и не отговариваешь. Завтра мы все вместе соберемся, а послезавтрая перееду. Ты сама поговоришь с папой? Или мне ему сказать?

Любе очень хотелось ответить: «Поговори с ним сама. Сама емувсе объясни, и пусть он тебе выскажет все, что думает, и пусть кричит,ругается, уговаривает. Прими хоть раз удар на себя». Но она понимала, что дочьждет от нее помощи и поддержки. Нельзя отталкивать человека, который тебедоверился.

– Конечно, я скажу папе, – пообещала Люба. –Он расстроится, но я постараюсь найти слова, чтобы убедить его.

Родислав, услышав новость, остолбенел.

– Что значит – она уходит? Почему? Ей что, плохо снами? Накормлена, ухожена, чего ей еще? Мы ей ничего не запрещаем, ни в чем неограничиваем, покупаем все, что попросит, даем деньги, сколько нужно. Чем онанедовольна?

– Родинька, Леля – взрослая женщина, ей тридцать лет,даже уже почти тридцать один, она имеет право жить так, как считаетнужным, – убеждала его Люба. – Она не простила нам с тобой истории сЛизой и ее детьми. И на это она тоже имеет право.

– Да кто она такая, чтобы нас с тобой судить? –возмущался он. – История с Лизой ее никаким боком не касается. Она что,была чего-то лишена из-за Лизиных детей? У нее что-то отняли? Ей чего-то нехватало? Да у нее все было: и книги самые редкие, и одежда самая лучшая, исамый сладкий кусок ей в тарелку клали. Ее всегда любили, баловали и оберегали.А теперь, выходит, мы с тобой во всем этом виноваты, что ли?

– Ей не хватало искренности, – грустно объяснялаЛюба. – Мы с тобой все время лгали, ложь висела повсюду в нашем доме,словно паутина, мы ею дышали, мы ели ее вместе с пищей, мы в ней жили,понимаешь? А Лелька – она же тонкая, интуитивная, она это чувствовала, нопоскольку ничего не знала, то и не могла понять, в чем дело. Она чувствоваланашу с тобой неискренность. А уж когда мы в открытую стали обманывать папунасчет Коли, ей стало совсем тяжко. Родинька, постарайся ее понять. Не сердисьна нее.

– Я? Я должен ее понять? – продолжал кипетьРодислав. – А нас с тобой она понять не хочет? Или она даже не пыталась?

– Понимать или не понимать – это вопрос доброй воли.Леля эту добрую волю проявить не хочет. Или не может. Но мы-то с тобой старше имудрее, давай же ее проявим. Давай отнесемся к девочке с пониманием.

В конце концов Люба уговорила мужа принять ситуацию и неустраивать дочери скандала.

На следующий день собрались гости, Тамара привезла на своеймашине Николая Дмитриевича, приехали Лариса и Василий с детьми. И Юля тожепришла. Впрочем, летние каникулы в инстиуте еще не закончились, и она приходилакаждый день прямо с утра и уходила только вечером. Узнав, что Денис –родственник Евгения Христофоровича и приходится Родиславу каким-то многоюроднымплемянником, Николай Дмитриевич пустился в воспоминания.

– Ты ведь Евгения Христофоровича не застал, он умер летза двадцать до твоего рождения, вот мы тебе сейчас расскажем, каким он был.

Далее последовал рассказ о далеких временах, когда уГоловиных и Романовых были дачи по соседству, о знакомстве Любы и Родислава, обогромной библиотеке профессора Романова и о том, каким неприспособленным в бытуон был. Вспомнили и Клару Степановну. Налили, выпили, не чокаясь, помянулиобоих.

Лариса сидела молча, с улыбкой мадонны и со спящей малышкойна руках, зато Василий взахлеб расписывал успехи Костика в минувшем учебном годуи необыкновенный ум и сообразительность маленькой дочурки. При этом некрасивоелицо его светилось и буквально преображалось на глазах. Они с Ларисой до сихпор так и не поженились, несмотря на усиленные уговоры Василия. Лариса сначаланикак не могла решиться, потом не хотела идти в ЗАГС с животом, потомуглубилась в хлопоты с маленьким ребенком и говорила, что ей не до свадьбы.Кроме того, после вторых родов она очень поправилась, стеснялась своей полнотыи собиралась худеть. Бракосочетание решили отложить примерно на год.