С первыми заморозками — репетицией той самой зимы, которой было предначертано затянуть эту войну до Рождества и дальше, до 1917 года, — в больнице и появилась доктор Эйрдри. Она была в меховой куртке, похожей на ту, которые носили и офицеры, и солдаты. Спортивного вида ансамбль дополняли и охотничьи ботинки, наводившие на мысль, что этой даме вполне по силам штурмовать горы как пешком, так и верхом. Ее звали Пенелопа — такие просочились сведения, однако никто к ней так не обращался. Вероятно, оттого, что в ее окружении отсутствовали хирурги женского пола, поскольку таковых не было в природе, или же оттого, что она питала отвращение к ухлестывающим за ней врачам-мужчинам, шотландка водила знакомства исключительно с медсестрами, причем держалась с ними на равных. Вот когда гигантский маховик этой войны наконец остановится — при условии, что это вообще возможно, тогда ей — не исключено, что в ущерб карьере, — преподадут уроки общения в какой-нибудь заштатной и штатской больничке.

Наоми постепенно поняла, что Эйрдри только и оставалось, что беседовать с ними за чаем. Что она самая одинокая во всем замке. Оно и понятно — от медсестер ее отделяло высшее медицинское образование (университет), но даже рассеянный и погруженный в собственные заботы майор Дарлингтон, и тот не мог не заметить столь вопиющей аномалии, которую рассматривал в чисто медицинском аспекте. Эйрдри призналась и Наоми, и другим медсестрам, что все же отыскала двух бывших чахоточников, прежде работавших палатными врачами, и считала их вполне приемлемым обществом. Оба принадлежали к типу людей, которые, как она выразилась, лучше освоят медицину по верхам, но углублять свои знания — ни за что. Короче говоря, как тот ребенок: «Мама, я хочу стать доктором!» — иронизировала она на их счет.

Эйрдри была не прочь посплетничать, что всегда и везде поощряется. Лорду Тарлтону принадлежит половина Банфшира, заявила шотландка, — его дед, английский контрабандист, как говорила Эйрдри, очищал население Банфшира, ссылая неугодных в Австралию и Новую Зеландию.

— Мой дядя шапочно знаком с Тарлтоном, — заявила Эйрдри, — а мой двоюродный брат в свое время был у него управляющим, но я решила не досаждать леди Тарлтон этими сведениями. Что касается самой леди Тарлтон — ее настоящее имя Джулия Хеннинг, она англичанка и родилась в Манчестере. У нее была мастерская по пошиву дамских шляпок и шляпный же магазинчик в Вестэнде, и покупательницы ее были самых-самых голубых кровей. Но как бы то ни было, мастерица по изготовлению шляпок, пусть даже шляпки — просто загляденье, — была и остается в их глазах недочеловеком. Мать постоянно твердила мне, что, когда Джулия Хеннинг вышла за лорда Тарлтона, его родня чуть с ума не сошла. Ее так и прозвали — Шляпница. Потому что желающих стать женой этому лорду Тарлтону было хоть отбавляй. И стоило ему заикнуться о красавице мисс Хеннинг, как разразился жуткий скандал. На первый взгляд лорда можно было принять за привлекательного мужчину — чем-то он напоминал майора Дарлингтона, но никакой глубины не было и в помине. Просто какой-то посыльный высокого ранга из консерваторов.

Даже армия, и та без него обошлась, продолжала Эйрдри. Не сомневаюсь, что и в вашей стране он не покроет себя неувядаемой славой. Поведение его супруги с самого начала способствовало тому, что они разошлись, как в море корабли. Но почему они все-таки поженились? Да потому, что аристократический титул — одно, а шляпница, пусть даже писаная красавица, — совершенно другое. И мисс Хеннинг втайне надеялась, что сможет на него повлиять и сделать из него хоть подобие чего-то. Но он, заперев ее в четырех стенах, принялся куролесить по Лондону. Законных детей у них нет — а вот бастардов целая рота. Одного я знаю — одного из Путни лорд Тарлтон даже содержит. Но австралийцы его терпеть не могли, хотя он не лишен обаяния, кстати, и в Австралии у него тоже есть бастарды — те, что принесли в подоле дочери крупных скотопромышленников. Он обеспечил себе титул персоны нон грата своими немыслимыми… Как это там у вас говорят?

— Сквот[31], — подсказала Наоми.

— Вот-вот, это я и имела в виду.

— Доктор, а вам не кажется, что вы несколько преувеличиваете, — усомнилась Наоми.

— Не думаю, что я так уж сильно преувеличила, — помолчав, ответила Эйрдри. — Я считаю, что леди Тарлтон — единственная женщина во всей Империи, которой любовник просто полагается.

— Любовник? — переспросила Наоми.

— Любовник? — ошарашенно повторили «английские розочки». — Кто же это?

— Ну, вы же сами не слепые и не глухие, — ушла от прямого ответа шотландка.

Наоми поразилась, как быстро прошел первый шок от догадки, тут же сменившийся неприязнью к этой Эйрдри с ее якобы осведомленностью о личной жизни леди Тарлтон.

— Вы — порядочная, преданная девушка, — сказала Эйрдри.

Сказано это было вполне серьезно, без тени иронии.

— Вступаетесь за леди Тарлтон, разве я не права? Пытаетесь защитить ее репутацию? Думаю, в этом нет нужды. В моих глазах ее репутация безупречна.

— И все же, — возразила Наоми, тут же заметив, как одна из «английских розочек» стыдливо отвела глаза, будто зная что-то, чего не знала Наоми.

— Мне казалось, что вам свойственна определенная терпимость, Дьюренс. Ну, в отношении леди Тарлтон и майора Дарлингтона. Большого ей счастья, — пожелала Эйрдри. — Просто иногда кажется странным, что она постоянно выбирает малость чокнутых. А вы, выходит, и не знали? Ерунда, не смущайтесь. Ваша реакция говорит только в вашу пользу.

Наоми попыталась представить, что все обстоит именно так, как только что изложила Эйрдри. И это оказалось на удивление легко, куда легче, чем ей казалось. Услышь она такое, скажем, год назад, впрочем, в любое время, но до «Архимеда», это бы ее потрясло. А теперь… Просто банальная интрижка. Как говорится, война все спишет.

Когда Наоми уже шла на дежурство, ее догнала шотландка.

— Простите меня, — сказала она. — Я вообще-то ужасная вредина, но совсем не хотела вас задеть. Вероятно, вы считаете меня законченной сплетницей. Скорее всего вы правы. Признаюсь — люблю иногда кости перемыть. Так что уж не обессудьте.

Наоми молча повернулась и зашагала дальше. Ей было наплевать на мнение о ней этой шотландки. Пусть считает ее хамкой, ханжой, если ей так хочется.

В тот же вечер от Эйрдри пришла записка с извинениями. Та решила пригласить ее отужинать в Вимрё — Карлинг обещал подбросить девушек в следующее воскресенье. Разумеется, если подвернется машина или колонна грузовиков. Но мидии с картофелем фри — фирменное блюдо в Па-де-Кале, восторженно писала Эйрдри. Ням-ням! И — клянусь — наш с вами разговор останется между нами.

На неделе выпал снег, вообще-то слишком рано, а ранняя осень обычно предвещает суровую зиму. Несколько сестер-австралиек из группы Митчи плясали на белом покрывале в саду — никогда в жизни не видели снега. «Английские розочки» смотрели на них с изумлением. А Наоми уже довелось услышать, как один раненый офицер высказывал недвусмысленные догадки насчет майора Дарлингтона и леди Тарлтон. Но даже австралийцы, обычно не стесняющиеся в выражениях, обсуждали это очень деликатно, причем даже с чем-то вроде восхищения. Опуститься до зависти настоящий мужчина никак не мог, потому оставалось насмехаться. И насмехались бы куда злее, не будь леди Тарлтон и майор Дарлингтон людьми, достойными уважения. Казалось, между всеми, кто был в курсе этой связи — а их было немало, и с каждым днем их число росло, — существует какое-то молчаливое соглашение воздерживаться от комментариев по этому поводу. Поездка ходячих раненых в Булонь, где они пообщались с другими солдатами, подтвердила слухи о том, что Австралийский добровольческий госпиталь — сплошь чудаки, склонные к необдуманным поступкам. Но их, знавших истинное положение вещей, этот имидж возмущал. К тому же увлечения леди Тарлтон нисколько не мешали ей на убой кормить раненых и персонал и хорошо отапливать помещения.