Он писал эту книгу, а тем временем всеобщее внимание было приковано к чехословацкому кризису. Гитлер публично провозгласил все немецкоязычные области Европы собственностью Германии. Присоединение Австрии подавалось не как проявление агрессии, а как возвращение блудного сына под отеческий кров. Точно так же изображалась и ситуация с Судетским регионом Чехословакии, но ставки существенно выросли: потерпят ли такое Англия и Франция? Италия во главе с Муссолини склонна была принять сторону Гитлера. Генералы рассматривали планы Гитлера как ничем не прикрытую агрессию и опасались, что он вовлечет страну в заведомо проигрышную мировую войну. Бонхёффер знал о готовящемся перевороте. Он и Бетге поддерживали постоянный контакт со старшими Бонхёфферами на Мариенбургераллее.

В этот момент Карл Барт писал другу: «Каждый чешский солдат, сражающийся и страдающий, делает это и ради нас и – скажи без сомнения – ради Церкви Иисуса, которая при Гитлере и Муссолини либо уничтожается, либо отдается на посмеяние»382. Это письмо каким-то образом сделалось широко известно и вызвало бурную реакцию. Для многих членов Исповеднической церкви это было уж слишком, они поспешили отмежеваться от Барта.

Генералы с нетерпением ждали вторжения в Чехословакию – не потому, что одобряли планы Гитлера, но потому, что считали их настолько безумными, что тут-то им и представится шанс, которого они уже долго ждали: они свергнут Гитлера и будут управлять страной сами. Открывались различные возможности, в том числе объявить Гитлера психически ненормальным и неспособным возглавлять страну, а вторжение в Чехословакию, навлекавшее на страну очевидную катастрофу и гибель, станет первым доказательством душевного заболевания. Любительский диагноз военных подтвердил наиболее уважаемый психиатр Германии, который также разделял их позиции. Пока что Карл Бонхёффер ждал своего выхода за кулисами: его мнение, мнение эксперта оказалось бы как нельзя более кстати, и он действительно был убежден на основании своего клинического опыта, что во главе страны стоит сумасшедший. С другой стороны, генералы предпочитали оформить все законным образом, изобличить преступления Гитлера и таким образом предотвратить опасность гражданской войны и превращение чрезвычайно популярного фюрера в святого мученика. Поэтому они предоставляли Гитлеру сделать первый ход – пусть нападет на соседей, и военные тут же осуществят переворот и все пойдет по-другому.

Для семейства Бонхёффера с этим был связан и личный интерес: Ляйбхольцы смогут вернуться в Германию. Они вовсе не собирались надолго расставаться с Гёттингеном – вероятно, именно поэтому в их доме временно поселились Бонхёффер и Бетге. От Донаньи все члены семьи знали, что генералы готовят путч. Так или иначе, австрийский бродяга-самозванец вот-вот получит пинок под зад. Но в следующие дни и недели на мировой сцене разыгрались такие события, каких самая буйная фантазия не сумела бы вообразить.

В сентябре Гитлер готовился к вторжению в Чехословакию, вся Европа ожидала этого, это казалось неизбежным, и его собирались остановить военной силой – и остановили бы, Германия попросту была не готова к столь широкомасштабному вооруженному конфликту. Итак, сцена подготовлена, актеры заняли свои места. Гитлер уже вышел под огни рампы, заявил свои немыслимые требования и теперь не мог уйти, не мог осрамиться перед толпами зрителей, сдав свои позиции. Весь мир наблюдал за ним из зрительного зала, а генералы наблюдали вблизи и не дали бы ему улизнуть. Они прекрасно понимали, что Гитлер сам себя подставил и вот-вот рухнет, разве что небольшой толчок понадобится, чтобы придать ему ускорение. Весь мир будет радостно приветствовать это падение. Но британский премьер-министр Невилл Чемберлен лишил напряженную драму великолепной развязки, выступив в качестве «бога из машины». Выглядело это примерно так: Гитлер по глупости залез черт знает как высоко и ему оставалось только сверзиться, но тут на цеппелине подлетает Чемберлен и помогает герру Гитлеру спокойно и достойно спуститься на землю383.

Гитлер это приглашение принял, хотя и был изумлен непрошеной (и, на его взгляд, ненужной) помощью британского премьера, но в сто раз больше были изумлены генералы, которые уже собирались действовать и понять не могли, с какой стати Чемберлен так поступил! Чемберлен настаивал на личной встрече с Гитлером в удобное для того время и безо всяких официальных заморочек. Британский премьер дожил до шестидесяти девяти лет и ни разу не летал на самолете, но теперь он решился на семичасовой перелет из Лондона в медвежий угол Германии – Берхтесгаден, чтобы встретиться с не отличавшимся приличными манерами диктатором.

Неуместные хлопоты Чемберлена останутся в памяти поколений хрестоматийным примером действия «дешевой благодати» в политике: «мир» за счет заведения и Чехословакию на десерт. Первым это соглашение разоблачил Герделер, назвавший его «безоговорочной капитуляцией», а в Лондоне Уинстон Черчилль заметил, что это «первый глоток из чаши горечи». Чемберлен не только спас Гитлера от немедленного краха, он дал рейху время для создания боеспособной армии. Год спустя, давя Польшу гусеницами своих танков, Гитлер посмеется над Чемберленом.

В октябре укрепившиеся нацисты принялись проставлять всем евреям отметку «J» в паспорт. На скорое возвращение Ляйбхольцев можно было больше не рассчитывать. Из Швейцарии они переберутся в Лондон, там Бонхёффер препоручит их епископу Беллу и Юлиусу Ригеру, которые позаботятся о них, как о тысячах других беглецов из Третьего рейха. Их добрый знакомый Франц Хильдебрандт тоже был рядом и всячески помогал родным Дитриха обустроиться на новом месте. Герхард в итоге даже получил приглашение читать лекции в колледже Магдален (Оксфорд), где преподавал и Клайв Льюис.

Бонхёффер часто называл Иисуса Христа «человеком для других», воплощенной самоотверженностью, заботящейся о других и служащей другим вплоть до полного забвения собственных нужд и желаний. Точно так же и Церковь Иисуса Христа существовала «для других». А поскольку Христос – Господь всего мира, а не только Церкви, Церковь должна выходить за свои пределы, говорить за безгласных, защищать сирот и беззащитных. В 1938 году позиция Бонхёффера по этому вопросу сделалась еще более жесткой и бескомпромиссной в результате тревожных событий 9 ноября. Впервые ему пришлось полностью забыть о собственных треволнениях и полностью сосредоточиться на страданиях народа Божьего – евреев.

Чудовищные события той недели начались 7 ноября с выстрела в Париже: семнадцатилетний еврей из Германии стрелял в чиновника немецкого посольства и убил его. Отца этого юноши недавно посадили в битком набитый товарный вагон и депортировали в Польшу. Молодой человек решился мстить за отца и за многие злодеяния нацистов против евреев. Но убил он не посла, графа Иоганна фон Велчека, как намеревался, – в тот роковой момент путь мстителя скрестился с путем третьего секретаря посольства Эрнста фон Рата. Печальная ирония: фон Рат находился в оппозиции Гитлеру, в том числе и потому, что возмущался его политикой антисемитизма. Этот выстрел, как прежде пожар Рейхстага, послужил для гитлеровцев желанным предлогом к очередному витку насилия. Начались «спонтанные» демонстрации, и поднялась волна еще невиданных еврейских погромов.