твою милую больнушу в белый звончатый сапожок… — Хирург принялся накладывать гипс во всю ногу.

Меня выкатили на выдачу к входной двери.

Но мой получатель, доблестный Митик, куда-то усвистал. Отказался от груза?

Халатики завозились пересадить меня на лавку.

— Не трогайте его! — вмешалась Рина. — Пускай сидит на нашем лимузине. Я подежурю у больного. Потом пригоню каталку.

Все сыпанули от меня весёлыми белыми столбиками в разные стороны.

— Ну, — сказала Рина, — где ты, герой ВОВ,[170] изувечил ногу?

— При штурме рейхстага.

— Фирма секреты не выдаёт? Ну и не выдавай. Всё уже давно выдано. Я же всё знаю, футболёрик. Разведка доложила точно… А знаешь, чаквинская тётечка мировая. Прибежала я к своей бабульке, переоделась и снова с деньгами в Чакву. Меня ж моя хворая бабуленция посылала в Чакву за микстурой. Думала, если я в медицинском училище, так и подыму её одним взглядом. Взяла микстуру, приношу к тётечке её платье, а она не берёт. Она в нём выходила замуж и отдарила мне. Я упиралась. Говорю, а вашей дочке там иль внучке не сгодится? А она: у нас детей нету. Вишь, намечтали рожать в тридцать девятом, а мужа отсекли от неё в тридцать седьмом. И всё выдерживают… Попал на жительство к Ежову… Оттуда скоро не отпускали. И по сей день пьёт из чаши Иосифа… Как глупо оказалась я при свадебном платье…

Какая ж эта Рина побирошка! Людей горе раздавило, а ей хоть хны. По кости тряпица — м-моя!

— Приданое поспело, — ядовито сцедил я сквозь зубы. — Теперь, муси-лямпампуси, добывай жанишка А под цвет старушьего платьица.

— Сам ты муси-пуси… Ничего и не понял… Дурилка ты картонная!..

Рина не успела развить свою глубокую мысль.

На пороге проявился Митя.

— Я думал, — лупится на мой гипс, — ты полегчаешь. А тебе нацепили ещё белую тонну на ногу. Всё для счастьица человека, якорь тебя!

Я повис на нём мешком.

Он ещё что-то бухтел себе под нос и исправно пёр.

Митик тракторок. Ворчал, но работал. На скору ногу тащил по площади по-за спиной Ленина к обочинке, где, если голоснёшь, может остановиться наш рейсовый автобус на Насакирали.

— Слышь, погоняйло, — подал голос Митич, — а ты знаешь, чего Ленин на всех памятниках с протянутой рукой? Он что просит? Или хочет что дать?

— Чего ж он даст из пустячей, раскрытой топориком, руки?

— Так уж и нечего дать? Давай забежим с лица. Попрошу хоть рентген. А то что больничка наша без рентгена мается? Или врачей ещё. На весь совхозище один согбенный трупешник Ермилка Чочиа!

— Мы и так, наверно, уже опоздали на свой рейсовый. А ты ещё… Вижу, тебя так и подкусывает заночевать в ментавре.

Упоминание милиции остудило его, и мы молча, носы в плавкий асфальт, проскакиваем по-за спиной памятника.

Мы прождали все глаза.

Автобус наш всё не выскакивал.

Площадь была на бугре, и машины выскакивали на него снизу, как из ямы, лились рекой; и в той чадной горбатой реке, как мы бдительно ни всматривайся, не было нашего автобуса.

А если он уже пробежал?

А если другой дорогой дунул?

У нас это бывает. Попался водителю хороший знакомец, надо отвезти. И не беда, что приятелев дом в противоположной стороне света от маршрута. Повезёт. С другого конца нагрянет в совхоз. Какая-де разница! Как ни ехать, хоть через Америку, лишь бы прискакать в Насакиралики.

Митя угорело тряс руками, как птенец, что не умел летать, и стоял на месте на цыпочках, молил остановиться всякую тачку. Но они все дымно пролетали мимо, мимо. Да и те, что останавливались, не брали. Не по пути!

— Молодые люди, — услышали мы вдруг картавый голос, вождь подходил к нам, — не могу видеть сверху ваши мучения. Думаю, пойду помогу, поголосуем вместе. Принимаете в артель?

Мы приняли. Да от этого не уехали тут же.

Наоборот.

Увидев большенного каменного вождя, водители перебрасывали растаращенные взгляды на холостой постамент и неистово набавляли газу. Не то чтоб стать — машины круголя обминали нас и тонули в искристом дыму.

— Чем же я их всех удивляю? — плутовато недоумевал вождь. — Обыкновенный человек…

Митя с бордюра просяще затряс руками пролетающему грузовику — книга вывалилась из-под ремня на асфальт.

Вождь поднял книгу, отёр.

— Молодой человек, да вы уже до Маркса добрались?

— А что остаётся делать? Пока врачи чинили моего инвалидика… Торчать под дверью? Глупо. Я по старой памяти и слетай на свидание в книжный. Я вам уже говорил, там меня знают как облупленку… Всё не забыли мою привычку брать одну, но самую толстую книжерию. Я на порог — они кирпичину с полки. Принимай, дорогой, свою мечту! Говорю, нету с собой шуршалок. Ничего, говорят, Митрофанэ, потом отдашь. Вот и выдали мне Маркса. Раскрыл наугад — не оторвусь. Читаю как самый страшный детектив века!

— Маркс и детектив?

— У меня такая каша… Отрывки повыхватывал, пока бежал к больнице… Как я понимаю, вы сшили нашей державе советский костюмчик по Марксу?

— И?

— А выкройки вы не перепутали? Выкройки вам попались именно те?.. Они разве России предназначались?

— Что за детский лепет?

— Я, Владимир Ильич, давно выскочил из детства. Отслужил на флоте, в техникуме иду отличником… Те выкройки, что вы взяли в работу, назначались, как я понял, разве не для развитых капстран? И вовсе ведь не для России? Так?

— Ну-ну?.. Однако занятно послушать юное поколение. Откуда вы это взяли?

— Только из Маркса. Вот… — Митя повёл пальцем по строчкам-ступенькам. — Цитирую… «Чтобы спасти русскую общину, нужна русская революция. Впрочем, русское правительство и «новые столпы общества» делают всё возможное, чтобы подготовить массы к такой катастрофе. Если революция произойдёт в надлежащее время, если она сосредоточит все свои силы, чтобы обеспечить свободное развитие сельской общины, последняя вскоре станет элементом возрождения русского общества и элементом превосходства над странами, которые находятся под ярмом капиталистического строя». Видите, да?.. А вот ещё клок: «… община является точкой опоры социального возрождения России». А вот еще: «… она может непосредственно стать отправным пунктом той экономической системы, к которой стремится современное общество, и зажить новой жизнью, не прибегая к самоубийству… Россия тщетно стала бы пытаться выбраться из своего тупика введением капиталистической аренды английского типа, столь противной всем общественным условиям страны». Как я понял, Маркс видел спасение России в сельской общине? А её-то вы и ваши последователи не стёрли в порошок? На вашей совести предостаточно этого порошка?

— Откуда всё это у Маркса? — хитро прищурился вождь. — Я не читал.

— Зато я читал.