– Я пытался, но духу не хватило, – бормотал Джулиан. Казалось, он с головой ушел в себя, в свой мир, полный боли и отчаяния. Все чувства, которые он днями, месяцами, годами скрывал от меня и всех окружающих, разом вырвались на волю и погребли беднягу под своей тяжестью. – Ничего не понимаю. Я же не хотел никому навредить. Просто хотел быть самим собой. Почему они не могут этого понять? Почему они меня обижают? Почему они не могут просто любить меня тем, кто я есть? – Он так и прятал лицо в ладонях, но у меня вовсе не было необходимости разглядывать его, чтобы догадаться, какая боль гложет его. Она жалила его на каждом вдохе. Бежала следом за каждым содроганием, охватившим плечи. Саднила на каждом произнесенном звуке.

Я попыталась осмыслить его слова, подобрать контекст. Но как бы я ни старалась, суть от меня ускользала. Эти ужасные вещи не вписывались в образ Джулиана. Только в одном я не сомневалась: они мне знакомы. Этими жестокими штрихами нарисована и наша с Джулианом картина.

– Ты ошибаешься, – быстро выпалила я, чтобы рассудок не успел предостеречь от опасности, а сомнения – потащить назад. – Есть человек, который любит тебя любым. Это я. – Чертенок на плече призывал к благоразумию. Признаю, я слишком многого не знаю о Джулиане. Но никаким силам в этом мире не переубедить меня. – Я люблю тебя, Джулиан. Слышишь? Люблю, – наклонившись, прижалась к его груди. – Я люблю тебя.

Наконец он начал успокаиваться, дыхание выровнялось, и я решила открыть ему лицо. Сперва он сопротивлялся, но все же сдался и опустил руки. На щеках высохли слезы, глаза опухли и покраснели. Мы встретились взглядом. В его зеленых глазах отразились искания – Джулиан еще сомневается, верить мне или нет.

– Я люблю тебя, Джулиан, – повторила я. На удивление легко дались мне слова, каких я прежде не говорила мужчинам.

Он все не спускал с меня глаз. На его красивом лице бушевала буря эмоций. Но нам обоим не нужно было стыдиться своих чувств.

Улыбнувшись, я погладила его по щеке. Его лицо сияло в сравнении с моей рукой.

– Понятия не имею, что не так с твоей матерью и другими людьми, о которых ты говоришь. Но они ошибаются. Ты совсем не такой. Ты – лучшее, что случилось со мной за всю жизнь.

Прикрыв глаза, я пыталась рассортировать мысли по полочкам. Но из задумчивости меня вырвал шум с лесенки.

В комнате было темно, лишь в окне виднелся свет уличного фонаря. Различить я смогла только силуэт Джулиана: закончив с душем, на который его еще уговаривать пришлось, он забирался ко мне на кровать-чердак. С мокрых волос капала вода, вместо белой рубашки на нем красовалась моя толстовка с супергероями – отрада для маленького сердечка комиксовой маньячки. Не говоря ни слова, он пристроился рядышком и взял меня за руку.

Я же просунула руку в карман толстовки, чтобы приобнять Джулиана за живот.

– Тебе лучше? – осведомилась я, прижимаясь к теплому телу. Впервые со дня знакомства он пах не собой, а мной и гелем для душа – молоко с медом.

– Да. – Славно, что вода смыла последние слезы – он вновь похож на себя. – Прости, что тебе не посчастливилось стать свидетельницей моей истерики.

Я чмокнула его в плечо.

Его взгляд блуждал в пустоте. Рассеянно Джулиан погладил меня по руке, затем скользнул под футболку, обнимая за талию.

– Тебе не за что извиняться. Я была рада помочь.

– Ты и вообразить не можешь, как мне стыдно, – сконфузился он. – Мне еще ни разу не приходилось реветь перед кем-то, не считая разве что врачей, – словно мимоходом выдал Джулиан. Я даже подумала: он и собирался рассказывать именно об этом или проговорился по забывчивости?

– Выброси эту чушь из головы. У тебя отец умер. Да, ладили вы на редкость скверно, но он остается твоим папой. И постарайся забыть гадости, что наговорила тебе мама. Я бы от чего-то подобного не скоро оправилась. Свернулась бы калачиком на полу и рыдала часами.

– Естественно.

– Серьезно, – надулась я. – Ревела бы, как дитя малое.

– Да уж, мы друг друга стоим, – фыркнул он.

– Ага, идеальная парочка.

Тут он наконец проявил признаки жизни: на лице промелькнула мимолетная улыбка, и Джулиан прижался ко мне, крепко-крепко.

Разумеется, от меня не ускользнуло, что он и словом не обмолвился по поводу моего признания, но я не обратила на это никакого внимания. У Джулиана сейчас хватает забот, а мне достаточно просто знать, что он меня тоже любит. В ином случае мои слова не дошли бы до цели и не смогли бы выцарапать его из черной дыры, где он оказался по вине матушки.

– И что ты собираешься делать? – поинтересовалась я, принявшись нервно дергать торчавшую в кармане толстовки нитку.

– В смысле? – запутался Джулиан.

– Я о похоронах. Ты пойдешь?

– Нет.

Как досадно. Я едва не упала духом, чувствуя себя виноватой, что опять подняла эту тему. Что за напасть. Почему именно мне вечно приходится его уламывать?

– Ты абсолютно уверен?

– Ты что, не слышала?

– Да, мама тебя там видеть не желает, но я думаю, что она негодяйка. Не слушай ее и вообще забудь, – продолжала я, прикусив язык, чтобы не обругать эту ужасную женщину словами покрепче. – Твой отец умер. А ты давно не ребенок. Забудь, что наплела тебе мама. Ты сам хочешь пойти на похороны? Да или нет?

Джулиан сильно притих, размышляя над вопросом. Наконец он кивнул.

– Да, я очень хочу.

– Значит, так тому и быть.

– Но…

– Никаких «но», – перебила я и приподнялась на локтях, возвышаясь над парнем. – Ты хочешь попрощаться с отцом – значит, попрощаешься. Если мать не сможет смириться с этим – это ее проблемы. Ты к ним не имеешь отношения. Никто же не заставляет вас общаться друг с другом.

Хмурь покинула его черты.

– На словах все так просто.

– И на деле проще, чем ты думаешь.

– И ты поедешь со мной?

– Если хочешь.

Джулиан опять набычился, но все же кивнул. С трудом, но ответ засчитан.

Забыв, что меня в темноте не видно, я улыбнулась и, спохватившись, чмокнула его в губы. Велела себе не забыть поутру купить на накопленные мили билеты в Айдахо, чтобы Джулиану не пришлось об этом беспокоиться.

– Хочешь, досмотрим фильм? – спросил он, щекоча меня кончиками пальцев.

Люблю, когда он трогает меня, и просто тащусь от того, что он понимает, как сильно мне нужны прикосновения. Обожаю обниматься. Человеческая близость и тепло – мое все. Джулиан, в свою очередь, довольно скуп на касания, хранит их, как сокровища. Даже в день рождения не решился обнять Кэсси, а мне отдавал всю близость, какую только мог собрать.