Остаток речи прошел мимо моих ушей, да и к лучшему. Вместо этого я посвятила всю себя Джулиану, оказывала ему поддержку, угадывая каждое его желание: объятия, личное пространство, да даже носовой платок. Хоть он и не плакал, в отличие от всех остальных. Слезы у него на глазах заметно блестели, но ни одной Джулиан так и не проронил. Потом я заметила сжатые кулаки, жилку, пульсирующую на шее, и поняла: это слезы не печали, а гнева. И зачем я уговорила его приехать? Я и вправду верила, что для него это замечательный шанс – последний – проститься с отцом, но с таким настроением все бесполезно. Жаль, я не удержала рот на замке.

Вот священник закончил речь, гроб опустили в землю. Заиграла музыка, и к могиле двинулись скорбящие, один за другим. Все шептали прощальные слова и бросали на крышку гроба цветы. Все плакали и всхлипывали. Наверное, я тоже должна была разреветься от этой картины, но даже не растрогалась. Мне хотелось лишь вернуться с Джулианом в мотель, обнять его крепко-крепко и пообещать, что я не брошу его. Никогда и ни за что. И плевать, что будет с нами через пять, десять или пятнадцать лет.

– Ты простишься с отцом? – все равно осведомилась я.

– Давай исчезнем отсюда, – покачал он головой.

Ничего не имею против. Вытащив телефон, набрала номер такси, который предусмотрительно сохранила еще до отъезда.

– Такси приедет через десять минут вот туда, – объявила я, указывая на дерево в дальнем конце кладбища. – Можно там дождь переждать.

Крона дерева оказалась на редкость плотной. Славное место, чтобы уберечься от дождя, заморосившего еще во время похоронной службы. Закрыв зонт, Джулиан оперся на него, как на трость.

В попытке прогнать его плохие мысли я поведала ему об Ализе – в отличие от меня она сдала все промежуточные экзамены. И о Лилли – блестяще написала тест по математике.

Джулиан только кивал и бормотал что-то одобрительное, показывая, что слушает меня. Но мыслями он унесся далеко, взгляд прикован к толпе скорбящих. Точнее, лишь к одной из них. Джулиан не спускал глаз с женщины средних лет, не отходившей от могилы. Теперь, когда толпа поредела, она выделялась на фоне серого осеннего пейзажа. Черное пальто до щиколоток и каштановые волосы промокли от дождя. На лице не было и тени улыбки, она постарела, но я тем не менее узнала женщину с фотографии в спальне Джулиана.

– Это она?

Кивком Джулиан подтвердил мою правоту.

– Красивая, – признала я.

Неужели это и в самом деле она? Джулиан так на нее похож, по фотографии и не скажешь. Мать и сын примерно одного роста, подбородок у Джулиана скорее квадратный, но в целом их черты лица идентичны. Держу пари, они и улыбаются одинаково. Но там, возле могилы мужа, вдова не улыбалась. Ее лицо исказилось гримасой горя. Глаза опухли, нос покраснел, а плечи ссутулились, удерживая на себе непосильный груз. Эта печальная женщина, казалось, не имела ничего общего с монстром, говорившим Джулиану всякие мерзости.

Только я хотела оторвать взгляд от вдовы и предложить Джулиану подождать такси на дороге, как вдруг она посмотрела в нашу сторону. Прошлась внимательным взглядом.

Джулиан замер, затаив дыхание. Вцепился в ручку зонтика до побелевших костяшек.

И тут его мать снова обернулась к священнику.

На мое лицо легла тень сомнения. Это становится все более странно. Дебра не узнала Джулиана спустя шесть с лишним лет – пусть. Но его собственная мать?

Я уже собиралась спросить его об этой нелепости, но вдова опять обернулась к нам. На этот раз она рассматривала нас чуть дольше, но все же не двинулась с места. Наконец она вновь обратилась к священнику, не подавая ни малейшего признака того, что узнала Джулиана.

У меня подкосились ноги и закружилась голова. Я никак не могла прийти в себя, сколько бы ни старалась, тело просто отказывалось подчиняться. К горлу подкатила тошнота.

– Джулиан? – Я отшатнулась от него. – Почему мама тебя не узнает?

Джулиан открыл рот, но не издал ни звука. Дыхание было поверхностным и прерывистым. У него паническая атака?

Я переводила взгляд с него на вдову, судорожно соображая, что тут творится. Здесь точно что-то ненормально. Чертовщина какая-то.

И тут его мать внезапно обернулась. Глаза распахнуты от ужаса. Она оцепенела, увидев Джулиана.

С его лица схлынула вся краска, будто ему нож в грудь вонзили. Джулиан инстинктивно отшатнулся, когда его мать сделала первый же шаг в нашу сторону. Под дождем и по мокрой земле она неслась к нам, пылая от ярости.

– Джулиан? – растерянно проскулила я. Видать, я что-то упустила. Знать бы еще, что именно. Где-то я мысленно свернула не туда и теперь блуждала в потемках.

– Мне так стыдно, Мика, – понуро опустил он голову.

– За что?

– Надо было раньше сказать.

Паника накрыла меня с головой, а интуиция нашептывала, что мне сейчас признаются в чем-то, отчего я свалюсь в пропасть.

– Что надо было сказать раньше?

– Помнишь фотографию в моей комнате? И девочку на ней? Она – не моя младшая сестра. – Дрожа как осиновый лист, он глубоко вздохнул. – Это я и есть. Я трансгендерный человек.

Изумление, паника, шок – эмоции сменялись, как мозаика в калейдоскопе. Меня предали, меня снова обманул близкий человек. Почему Джулиан раньше не сказал правду? Перепутавшись, мысли закружили меня, как на карусели. Она вращалась и вращалась, а я никак не могла сойти. Разум перелистывал воспоминания о Джулиане, отыскивая связи там, где я прежде их не замечала.

Я трансгендерный человек. Неправильно я истолковала знаки. Шрамы Джулиана. Авария, которой и не было. Его работа «Под радужным куполом». История плюшевого медведя. Плетение кос. Оглядываясь назад, я вспомнила тонну мелочей, и все указывали именно на это. Множество деталей, со значением которых я ошиблась. Джулиан не тот, за кого себя выдает. Как я могла быть такой слепой? Джулиан – транс-человек.

– Что ты здесь делаешь? – вскрикнула его мама, грозно нависая над ним. Черные разводы туши и подводки размазались по лицу, придав ей волчий оскал. – Мне казалось, я выразилась вполне ясно.

Джулиан взъершился и сжал ручку зонта так крепко, что она едва не хрустнула в его руке.

– Я… я просто хотел попрощаться с папой, – заикаясь, выпалил он.

– Пхах! – Линда плюнула ему под ноги. – Эдди тебе не отец!

– Мама… – Джулиан еще сильнее побледнел.

– Не смей меня так называть, – окрысилась она. По щекам текли слезы, в уголке рта выступила слюна. – У меня нет сына. Слышишь? У меня. Нет. Сына!

Я похолодела от ужаса, но не осмеливалась и пальцем пошевелить.

– Мама, – умолял Джулиан. Его руки задрожали, он вот-вот расплачется. – Прошу… – речь резко оборвалась: мать отвесила ему пощечину. Громкий звук удара ладони о лицо, казалось, отразился от надгробий, и голова Джулиана откинулась в сторону.