– Я о вас много слышала, – перебила она, глядя на Сергея Игоревича теперь, сквозь стекла очков, твердо и смело, – и вот специально приехала послушать.

– Спасибо, очень приятно…

– А это, – продолжал великан-краевед, посапывая, покашливая, – наша бесценная Елена Юрьевна. Директор Дома памяти. Три года назад возникло такое уникальное место в округе, и жизнь наша обрела некий смысл.

От словосочетания «Дом памяти» повеяло чем-то оруэлловским, и Сергею Игоревичу стало неуютно. «Как Министерство правды…»

– Очень рад знакомству, – поднял он рюмку с коньяком и улыбнулся. – Чокнемся?

* * *

Лекцию читал без особого вдохновения. Чувствовал, что говорит складно, увлекательно, с художественными приемами, но того полета, какой случался время от времени и приводил в восторг его самого, не случилось.

Может, из-за публики. Люди, в большинстве узкоглазые – видимо, ненцы, – сидели напряженные, непроницаемые; библиотекари и прочие культурные работники больше волновались за то, как пройдет мероприятие, чем слушали; на лицах немногочисленных русских мужчин Сергей Игоревич видел усмешку, наверное невольную, но все равно обижался на нее: «Конечно, усмехаетесь – вы-то матом разговариваете, куда вам диалектные жемчужины». Единственное, что притягивало к себе, оказались глаза Елены Юрьевны…

Лекция была рассчитана на полтора часа. Поглядывая в мобильный телефон, Сергей Игоревич однажды заметил, что миновало час пятнадцать, и стал плавно закругляться.

Закруглился, отпил из стакана воды, сказал:

– А теперь, пожалуйста, вопросы. Или, может, у кого-то есть дополнения, есть чему меня научить? Вам, живущим здесь, наверняка известно больше, чем мне…

Зал молчал. Поднялась заведующая библиотекой.

– Смелее, смелее, товарищи.

– Может быть, у кого-то есть свои примеры диалектных, иноязычных слов, которые прижились в русском или, скажем, ненецком, – добавил Сергей Игоревич. – Кроме, конечно, «спутника», «космоса», «банка».

– А вот, – загудел своим одышливым басом Дмитрий Абрамович, – меня бабка в детстве ландуром называла. До сих пор гадаю, что эт такое.

По интонации Сергей Игоревич догадался, что самому великану ответ известен, но спросил нарочно, чтобы поддержать его. Слава богу, и Сергей Игоревич знал, что такое ландур.

– Если не ошибаюсь, так ненцы называют вислоухих, понурых оленей. Замухрышек, в общем. По вам не скажешь, что в детстве вы были таковым.

– Да уж, – хмыкнул Дмитрий Абрамович, – спасибо диабету…

В зале невесело хохотнули, а Сергей Игоревич почувствовал одновременно и неловкость, и облегчение: «Не туберкулез, значит».

– Впрочем, – воодушевившись, продолжил, – в разных местностях тот же «ландур» может иметь разные значения. Так, например, со словом «увал». Чаще всего это – вытянутая невысокая возвышенность. Но также может быть и только южным склоном этой возвышенности. Я не раз слышал такие диалоги: «Где столько клубники набрал?» – «Да вон прошел по увалу». И спрашивающий сразу понимает, что набравший прошел именно по южному склону. Вот такие нюансы.

– Понятно, – кивнул великан-краевед.

– Так, еще вопросы, – взглядом хищной птицы оглядела заведующая сидящих. – Что ж, если вопросов нет, поблагодарим нашего гостя.

Люди с готовностью и, кажется, облегчением захлопали.

Потом сидели в кабинете за традиционным чаем и печенюшками, и так же традиционно – как почти повсюду – заведующая тихо и осторожно спросила:

– Может быть, чего-нибудь покрепче?

Сергей Игоревич тоже осторожно ответил:

– Не откажусь.

Появились коньяк, водочные стопки. Дружно, даже Любовь Петровна, чокнулись и выпили… Разговаривали о библиотечном фонде, проклятых тендерах, которые пока пройдут, нужных книг закупить уже не получается – кончились, и приходится приобретать вместо них всякую ерунду, чтобы деньги были освоены… О русском языке заговорили – что ребятишки из коренных народов учат его всё с меньшей охотой, некоторые и нескольких слов не могут сказать. И по этому поводу возник легкий спор.

Великан взял и бухнул:

– И правильно, я считаю. Чего им толку от русского языка?

– Как это – чего им толку? – возмутилась одна из сотрудниц библиотеки, маленькая и худенькая, почти старушка. – Вы, Дмитрий Абрамович, из-за любви к ним готовы остальное отрицать.

– А чего им черпать из русского языка? В смысле, чего полезного для их жизни?

– Вся культура, всё буквально к ним пришло благодаря русскому языку!

Дмитрий Абрамович поморщился иронически:

– А что им культура… По сути, культура только развращает народы. История показывает: книги, театры, кино всякое приносят больше вреда, чем пользы.

– О господи! – почти старушка схватилась за сердце.

– Ладно, ладно, – примирительно улыбнулась Елена Юрьевна, – Дмитрий Абрамыч у нас известный спорщик. На самом деле он так не думает.

– Да почему…

– В идеале бы, – перебил закипающего великана Сергей Игоревич, – им нужно знать и свой язык, и русский, конечно.

– И нам, русским, которые тут живут, так же, – поддержал Дмитрий Абрамович. – От них-то мы требуем, а сами… Моя бабка знала по-ненецки хорошо, родители – так уже, фразы, а я – десяток слов всего. Мои дети так и вовсе разбежались отсюда. Поэтому я не могу коренных винить. Мы должны им пример показывать.

– Это да, – вздохнула заведующая, – это вы правильно…

Елена Юрьевна, вовремя сгладив обострившийся было спор, слушала говоривших с улыбкой. Но не с той насмешливой, к какой Сергей Игоревич привык в Москве, какую встречал уже и здесь, а с доброй, вроде бы сочувственной.

– А что это за Дом памяти? – спросил, решив завязать с ней разговор напрямую, поближе познакомиться, что ли.

– Выделили нам помещения, проводим мероприятия, – сбивчиво, словно смутившись, заговорила молодая женщина, – чтения. В начале июня у нас фестиваль…

– Елена Юрьевна скромничает, – перебила ее заведующая. – Дом памяти – это наше спасение. Связь с большим миром. Сколько интересных людей благодаря ему в округ приезжает, да и в деле сохранения истории много чего именно Дом памяти делает. Департамент культуры, мягко говоря, дремлет, а Дом памяти…

– Департамент культуры нам очень помогает, – не согласилась Елена Юрьевна. – Зря вы так.

– Ну, помогает, чтобы самому не просыпаться…

Коньяк кончился, темы для разговоров иссякли. Стали прощаться.

– В гостинице для вас заказан ужин, – говорила Сергею Игоревичу вновь ставшая деловитой Любовь Петровна, – а завтра в восемь утра я заезжаю за вами.

– Понял…

– Да зачем, – подошла директор Дома памяти. – Я ведь на колесах. Довезу вашего дорогого гостя до самого аэропорта.