– Правда? Это хорошо бы…

– Вы как, Сергей Игоревич, согласны ехать со мной?

В тон ей, слегка игриво, он ответил:

– Не вижу никаких причин отказываться.

В гостиницу пошли втроем – великан-краевед, Елена Юрьевна и он, диалектолог из Москвы.

По часам было начало девятого, а посмотришь вокруг – глубокая ночь. Многие окна в домах черны: то ли не живут там, за ними, то ли уже спят.

Сергей Игоревич зевнул, выпустив изо рта плотный столб пара, скорее прикрыл рот ладонью; великан моментом среагировал на зевок:

– Слушайте, а чего нам на покой? Может, еще посидим? Тут магазин рядом – коньячишки возьмем, сыру. Мне завтра опять к себе в нору дальнюю, опять полгода без людей…

– Как без людей, – засмеялась Елена Юрьевна. – А как же ненцы ваши любимые?

– Эт другое. Они – светлые души. Я за них… Но я ведь, ребятки, тоже цивилизацией развращен, культурой нашей, всем этим… Общаться тянет, философствовать… Тут друг у меня, вы, Елена Юрьна, знаете, – Коля Лысков. Его позовем. Коля, – повернулся великан к Сергею Игоревичу, – гений наш непризнанный. Но не бойтесь, не буйный… Ну как?

– Я не против, – сказал Сергей Игоревич, хотя такого уж большого желания пить, есть, общаться у него не было: все-таки устал. – Можно посидеть за бутылочкой. В номере, как в комнате общежития…

Дмитрий Абрамович тут же достал из недр своего полушубка маленький сотовый телефон, потыкал кнопки, стал звать в гостиницу непризнанного гения.

– И гитару, гитару прихвати!

«Будет Визбор», – вздохнул про себя Сергей Игоревич.

Зашли в супермаркет и стали собирать продукты в пластиковые корзинки. И Сергей Игоревич, и Дмитрий Абрамович не хотели показать себя скрягами, брали одно, другое, третье, четвертое.

– Вы как на неделю запасаетесь! – в конце концов не выдержала молодая женщина. – Перестаньте… Дмитрий Абрамыч, ну зачем нам сосиски? Где мы их сварим?

– Ну да, ну да, увлекся.

– Тем более заказанный ужин можно будет в номер принести, – вспомнил Сергей Игоревич.

Выложили часть, прихватили недалеко от кассы по бутылке «Старого Кенигсберга».

– А вот коньяка маловато, – сняла с полки еще бутылку Елена Юрьевна. – Потом ведь мучиться будете, в ресторан побежите.

– Еленка у нас профи.

– Да уж, сколько банкетов-фуршетов отвела…

* * *

Дмитрий Абрамович звал к себе в номер так настойчиво, что Сергей Игоревич не стал спорить. Сходил к себе за бокальчиками, стулом, потом спустился в ресторан взять заказанный организаторами ужин. Там возникли неожиданные сложности: официантка не хотела отпускать его с тарелками:

– Да здесь поешьте, и всё. Зачем туда?

– Я хочу в номере. Везде разрешают.

– Ну я не знаю… – На лице женщины изобразилось смятение.

– Поверьте, посуду я не украду. Завтра принесу на завтрак.

Разрешила с величайшим трудом и внутренней борьбой.

Около двери номера Сергей Игоревич остановился – вдруг возникло желание взять и отказаться от посиделок. То ли эта борьба с официанткой отняла остатки сил, то ли легкое опьянение сменилось тяжестью. Прямо придавило, тарелки с салатом и отбивной котлетой показались булыжниками… «Устал… завтра снова в самолет… извините…»

«И кем я для этих людей останусь? Приезжал, мол, из Москвы один, и, как все москвичи, с закидонами. Накупил еды, выпивки, а потом отказался сидеть, спрятался в комнате».

Директор Дома памяти резала кривым охотничьим ножом колбасу; Сергей Игоревич невольно на нее засмотрелся. Сейчас, без очков, в легкой светлой блузке, она казалась совсем юной, свежей, щеки после прогулки по морозцу были ярко-розовыми, глаза улыбались.

– Так, – хлопнул ладонями, будто полиэтиленовый пакет лопнул, Дмитрий Абрамович, – надо срочно по двадцать грамм. Колю не будем ждать – он и трезвый как бы слегка датый всегда, так что нам надо ему соответствовать. Но он… как это… адекватный, вы его, Сергей Игоревич, не бойтесь.

– Вы уже предупреждали.

– А, ну да. – Великан, посвистывая легкими, сорвал фольгу с горлышка, отвинтил крышку, налил в стаканчики действительно граммов по двадцать.

Когда чокались, Сергей Игоревич взглянул на женщину, та ответила какой-то смущенной и в то же время ободряющей улыбкой. Выпили.

– То, что вопросов не задавали, вы не обижайтесь. Люди здесь не очень коммуникабельные. Но между собой еще долго будут обсуждать, вспоминать.

Дмитрий Абрамович поддержал:

– Да-да, скромные больно. Некоторые и нахамить могут, но от скромности.

– Но ведь пожилые люди другие, – сказала Елена Юрьевна. – Шестидесятники…

– А где они? По домам сидят, больные и плюнувшие на все. Тут, знаю, их звали, звали, и толку-то…

– Да, это правда, шестидесятники уходят. Молодежь – в соцсетях. Там дружат, такие послания шлют друг другу, а в реальности встретятся – и молчат.

– А вы, Елена Юрьевна, – сказал Сергей Игоревич, – себя к молодежи не относите?

Она махнула глазами на него и усмехнулась:

– Я в свои двадцать восемь себя иногда динозавром чувствую.

«Двадцать восемь», – отметил Сергей Игоревич, и в груди стало как-то сладостно и грустно.

Дмитрий Абрамович поднял бутылку:

– Предлагаю за молодежь. Чтоб о важном, когда встречается, не забывала. А то действительно род человеческий из-за компьютеров вымрет.

– Может, не будем торопиться? Колю дождемся.

– Ничего-ничего, он не обидится.

Выпили. Стали закусывать.

– Что там Москва? – спросил великан явно для поддержания разговора. – Пульсирует?

– Хм, пульсирует. И пульс все учащеннее… Иногда страшно становится – кажется, сейчас как лопнет. Или провалится… Москва ведь, по существу, на пустоте стоит – сплошные туннели, подземные сооружения. Не так давно сваи заколачивали и пробили перекрытие туннеля метро. И это не первый случай… Жутковато, конечно. – Сергей Игоревич почувствовал, что разоткровенничался, и кашлянул.

– Да, такие города – эт аномалия. Одно дело – какой-нибудь Сингапур, где кроме столицы и жить негде, земли попросту нету, а другое дело – мы… Сгрудились и давимся… Ну, я обобщенно… Я бы столицу каждые десять лет менял. Сначала, например, в Томск, потом – в Иркутск, потом – в Курск куда-нибудь.

– Но Москва – это ведь символ, – заметила Елена Юрьевна.

– Пускай и будет символом. Какой-нибудь духовной столицей. Как Питер – культурная. Правильно? А администрацию – отдельно.

Сергей Игоревич сказал:

– Страна разорится дворцы для Думы строить, министерств, резиденций…