– Х-хе! – болезненно усмехнулся Коля. – Не получается, Лен… Не получается.

– Так легче всего говорить. Неужели тебя не интересует тема, скажем, любви? Или природа. На крайний случай хипповское что-нибудь: поляны, «а вокруг такая тишина»… Сейчас не девяностые и даже не нулевые, когда «трехцветные кулисы», «камуфляжная масса» воспринимались на ура. Теперь за это, при желании, и срок дать могут. А припев вот этой второй песни можно рассматривать как призыв к насильственному изменению…

– Это из статьи Махно цитата, издано не так давно… легально, – словно оправдываясь, отозвался Коля.

– И что? Наверняка мы скоро увидим, как книги Махно, да и более безобидных включат в список экстремистской литературы… Я как-то заглянула в Интернете в этот список – конца и края у него нет…

Елена Юрьевна разволновалась, и Сергей Игоревич, как бы успокаивая, положил ей руку на плечо, погладил, слегка сжал. Мол, успокойтесь… Она не отстранилась, а наоборот, к его удивлению, на сантиметр-другой подалась к нему.

– Я не хочу спорить, – заговорил Сергей Игоревич, хотя минуту назад решил не ввязываться в этот скользковатый разговор, – и Елена… Можно без отчества?

– Да пожалуйста! Сама хотела предложить…

– …И Елена права: ваш путь, Николай, драматичный и рискованный. Но, с другой стороны, везде, при любых режимах, есть, должен быть андеграунд. Должны быть диссиденты, инакомыслие… Если их не будет – общество совершенно закостенеет, в нем отомрут все нервные окончания. Достаточно легкого удара, и все развалится, как кусок сухого коралла… Так, извините, я немного запутался в метафорах… Предлагаю выпить за смелость!

Тост приняли единодушно, и даже Елена, от которой Сергей Игоревич и зачем-то хотел, и боялся возражений, присоединилась вполне искренне.

Выпили, и, как-то разом накрытые хмелем, Дмитрий Абрамович и Коля заговорили между собой. Заговорили горячо, с болью. Сергей Игоревич не хотел вслушиваться, а сбоку разглядывал Елену. Она же с сочувствующей улыбкой наблюдала за говорившими…

Рука Сергея Игоревича поднялась со спинки ее стула и легла ей на шею под волосы. Кожа оказалась очень горячей и гладкой… Елена замерла и, не поворачиваясь к нему, ждала. Он был уверен, чувствовал через кожу, через какие-то токи, бегущие по руке, по воздуху, – ждала дальнейшего.

Сергей Игоревич накренился к ней – именно накренился всем туловищем – и сказал тихо в спрятанное за волосами ухо:

– Пойдем ко мне.

И сразу услышал твердое и довольно громкое:

– Да.

Сначала даже не понял, что это ответ, а не подтверждение каких-то слов горячившихся за столом напротив. Понял, внутри задрожало, задергалось; номер качнулся, поплыл, но сразу вернулся на место.

– Выходи первым, – сказала Елена, – я через пять минут.

– Да, хорошо… Двадцать первый номер.

Она кивнула. Он убрал руку с горячей шеи, внутренне собрался и встал твердо, как трезвый. Без спешки вышел в коридор, мягко прикрыл дверь.

Пошагал было к своему номеру, но остановился. Прислонился к стене. Резко ослабел, особенно ноги… Скорая близость с женщиной, о существовании которой еще утром не догадывался, волновала, возбуждала чуть не до потери сознания.

– Потеря сознания… Зря напился…

Эти слова, сказанные вслух, слегка успокоили. Надо сполоснуть лицо холодной водой, и все будет нормально.

* * *

Удачно попал ключом в щель двери, открыл, ключ вынул и вставил с внутренней стороны.

Метнулся в ванную, умыл лицо, шею. Стал было расстегивать брюки, чтоб помочиться, но вспомнил: в одной книге, кажется у Лимонова, прочитал – если хочешь долгого секса, лучше иметь полный мочевой пузырь. И не стал…

В номере был порядок; завис над кроватью, решая, снять покрывало или оставить… Пусть пока так.

Стук в дверь. Сергей Игоревич успел зажечь светильник и выключить лампу на потолке и побежал открывать.

Она вошла со спокойной улыбкой. Словно просто в гости… Закрыл дверь, провернул ключ и обнял. Так, обняв, повел из тесной прихожей в комнату. Стал целовать.

Упругие щеки, круглый подбородок, подушечки губ. Губы приоткрылись, и он всунул за них язык. Ее язык встретил его там и стал с ним играть… А его руки мяли ее крепкую спину, перинку зада…

Она отстранилась, отступила на шаг, и Сергей Игоревич обмер от страха, что сделал что-то не то, не так, и сейчас она уйдет. Посмеется, как взрослая над мальчиком-колокольчиком, или, вернее, как юная над похотливым стариканом, развернется и исчезнет. И оставит здесь его одного.

Но она не ушла. Отстранилась, чтобы раздеться. Быстро, по-деловому расстегнула блузку и следом, без церемоний и игры, черный лифчик.

Грудь была небольшая, но… «Основательная», – будто кто со стороны подсказал. Два холма с пологими подъемами начинались чуть ниже ключиц. На вершинах – широкие розовые круги и штырьки сосков. Они смотрели на него, на мужчину, уверенно и надежно.

«Хорошо, что такие, – подумал Сергей Игоревич, стараясь проглотить твердую то ли от волнения, то ли от коньяка слюну, – хорошо, при беге не скачут…» И отметил, как это красиво – женщина с голым торсом и в джинсах, пусть и в таких, походных…

Она взглядом спросила: «А ты?» – и он стал скорее стягивать с себя свое – то, что вчера днем, после душа, выдала ему жена.

Несколько секунд понаблюдав за ним, в чем-то, видимо, убедившись, Елена расстегнула ремень на джинсах… Когда повернулась спиной, он увидел на ее трусах стрелку – сантиметр светлой кожи в окружении фиолетовой ткани, – и почему-то этот сантиметр заставил задрожать от желания.

Схватился за резинку ее трусов и спустил к коленям. Легко толкнул на кровать, и женщина послушно уперлась локтями в матрас.

С приятным усилием втиснулся во влажное, раскаленное. Женщина ответила тонким, беззащитно-покорным и словно благодарным стоном…

Однажды в давней экспедиции Сергей Игоревич видел, как пес задавил кошку… Пес бежал по деревенской улице, а на высоком, под два метра заборе сидела кошка. Гладенькая, чистая, явно не бродячая.

Пес заметил ее и без лая, а с каким-то нутряным рыком бросился вверх. Не допрыгнул раз, другой; кошка с презрительной улыбкой наблюдала. Не соскочила во двор, даже не вздыбила спину, шипя. Спокойно сидела и наблюдала.

Но пес зацепил ее лапу зубами и сбросил с забора.

Еще в воздухе кошка метнулась прочь, стараясь упасть как можно дальше от врага, чтобы, пока он разворачивается, убежать. Может, снова вскочить на забор или юркнуть в крапиву… Не удалось. Пес умело сдавил ей горло зубами. И кошка негромко, но как-то пронзительно, вот так же беззащитно-покорно и словно благодарно, простонала.

Сергей Игоревич подумал тогда: «Как девственница». А теперь, услышав стон Елены, вспомнил ту кошку…