Но Роза Перри Коннор продолжала спать.

Когда Роза пошевелилась, на дворе уже стало теплеть. Ночи еще были холодными, но снег давно стаял.

Каждый день она немного ускорялась внутри своего кокона.

Восприятие возвращалось. Она чувствовала, что процесс близится к концу, ощущала, как ее новое «я» пытается вырваться на свободу.

Осталось потерпеть всего несколько дней.

Роза также чувствовала Больший Мир, ставший еще более многогранным с тех пор, как туда переселилось столько новых душ.

Но она не осталась одна на Земле. Были и другие изменившиеся.

И, по правде говоря, довольно много, на всех континентах. Новые полулюди, или экс-люди, или постлюди.

«Как тот мужчина, — думала Роза, в которой медленно пробуждалось сознание. — Мальчик… старик, ставший мальчиком…

…который знал о ней…

…который был очень близко…»

С помощью Большего Мира он пытался привлечь ее внимание.

«Роза, — звал он, пока она выходила из зимней спячки. — Роза, мы близко…»

«Да слышу я, — подумала она. — Я еще сплю. Чего тебе?»

«Роза, — сказал мальчик, — мы очень близко. Поторопись, Роза. Закончи, что хотела, ведь мы близко, и тебе может грозить опасность».

Караван остановился на пустой парковке для грузовиков на шоссе № 80.

Дом, гигантский, на три четверти законченный диск над юго-восточной прерией, на закате окрасился в темно-синие тона. Последний луч солнца поплясал на его изгибе, придав морозной шапке красноватый оттенок.

«Нельзя здесь задерживаться», — думал Уильям.

Дом был почти достроен и вскоре, уже через несколько дней, должен был покинуть Землю. Несомненно, зрелище будет потрясающим, но в то же время крайне опасным для всех неперестроенных людей в округе. Для создания Дома в земной мантии открылась глубокая рана. Когда Дом отправится на орбиту, из раны потечет магма, начнутся землетрясения.

Уильям знал об этом благодаря Большему Миру, но никому не рассказывал.

Он не знал, следует ли делать это.

По горячему асфальту он прошел от фургона Мириам к брошенной кем-то «хонде» и уселся на пыльный капот. На нем были небесно-голубая футболка, слишком большая для него, и джинсы с дырками на коленях. Он закрыл глаза и почувствовал нежные прикосновения ветра к своей юной коже.

В Большем Мире шли ожесточенные дебаты. Когда человеческий полис заполнился, он взял на себя некоторые задачи, прежде выполнявшиеся Странниками, в первую очередь — управление Землей. Весьма обременительное занятие.

Странники обращались с Землей как доброжелательные, но неуклюжие великаны. Несмотря на свою мудрость, они не могли предугадать, что отказавшихся от их предложения будет так много. Они недооценили людское упрямство, что, по мнению Уильяма, было вовсе не удивительно. Их собственный переход от биологического, земного состояния к виртуальному, космическому, был самостоятельным и почти единогласным решением.

Оставался вопрос: как людской коллектив в Большем Мире должен поступить с упрямым меньшинством?

«Оставим их в покое, — предлагала одна фракция. — Они выбрали независимость, и нужно ее уважать. Пусть сами творят свою судьбу».

Пунктом назначения полиса были звезды, а Земля как-нибудь справится сама.

«Бесчеловечно бросать их, — возражали другие. — Они сделали свой выбор, но как насчет их детей? Если наша цель — звезды, как мы можем обречь на смерть новое поколение?»

Решение не было принято.

Уильяма заботили те же вещи, только в меньших масштабах. Он знал, кем был полковник Тайлер, и понимал, какая угроза исходит от него. Но следовало ли вмешиваться?

Ради своего последнего странствия по Земле он решил снова стать ребенком. Он отказался от многих воспоминаний, временно переместив их в другое хранилище, потому что хотел получить свежие впечатления — не просто почувствовать себя двенадцатилетним, а на самом деле стать им. Его президентство скрылось в туманной дали, Больший Мир стал слабоосязаемым.

Но неприятная ситуация, в которую он попал, вывела его из экстаза и породила множество сомнений.

Он полагал, что вновь встретился с полковником не случайно. В Вашингтоне, когда полковник Тайлер держал его на мушке, между ними установилась невидимая связь. Мальчик бесцельно колесил по Америке, но внутри мальчика сидел мужчина и намеренно направлял его навстречу этой печальной экспедиции. Неизвестно было, что случится дальше, но он чувствовал, что сыграет в этом немалую роль.

А всего в полумиле стояла ферма Конноров — еще одна проблема! («Роза, — безмолвно позвал он, — Роза, торопись!»)

Он услышал, как сзади подошла Мириам. Ее шаркающие шаги громко раздавались на гравийной парковке. Для своего возраста Мириам была удивительно сильной и сама вела свой фургон. Уильям глубоко ценил и уважал ее упорство. Но она быстро уставала и порой страдала одышкой.

Мириам встала рядом, глядя на возвышающийся на горизонте Дом.

— А он по-своему красив, — заметила она.

И правда. Как стена глубокого каньона на закате, Дом переливался всеми оттенками синего, от бледно-пастельных на вершине до индиговых у основания. У его западного склона висели редкие тонкие облачка.

— Ты какой-то грустный, — сказала Мириам.

— Просто задумался, — ответил Уильям.

— О чем?

— О всяком. — Он пожал плечами.

Вдали зазвенело стекло: полковник Тайлер вломился в придорожный ресторан.

— Уильям, — сказала Мириам серьезным тоном. — Я сомневалась, стоит ли об этом говорить, но, кажется, время пришло. Уильям, больше ни к чему меня обманывать и притворяться. Я знаю, кто ты. — Она посмотрела на него свысока. — Ты — один из них.

Мириам подозревала его с самого начала.

Почему нет? Уже несколько месяцев она жила одними подозрениями и сомнениями. После Контакта в ней не осталось уверенности ни в чем.

Мириам твердо ответила «нет» на предложение бессмертия, но той августовской ночью она также заметила кое-что, пережила некие потрясения.

Она взяла старую отцовскую Библию, в которой слова Иисуса были выделены красным, и прочитала от первой строчки Бытия до последней строчки Откровения Иоанна Богослова. Библия всегда была для Мириам краеугольным камнем. Не потому, что давала ответы на все вопросы, как утверждали телепроповедники. Наоборот. Она верила Библии из-за ее загадочности. Та была, как сама жизнь, насыщенной, противоречивой и плохо поддающейся трактовке.

«Справедливо», — думала Мириам. Как можно поверить в подлинность книги мудрости, если ты понимаешь в ней все с первого взгляда? Мудрость так не работает. Мудрость — это гора, на которую ты взбираешься, задыхаясь, едва не теряя сознание, сомневаясь в себе даже у самой вершины.