Полы шатра мягко сомкнулись за королевой Кандиной, тихонько звякнул привязанный к одной из них колокольчик.

Эдин был так рад, что его оставили одного. Оказалось — ненадолго.

Дремота уже подобралась к нему на мягких лапах, когда колокольчик звякнул опять, а потом — быстрые шаги, и стул легонько скрипнул. И глаза открывать ни к чему, ясно, что это не королева вернулась.

— Эдин?..

Все правильно. Аллиель. А глаза открывать так и не хотелось. Но он открыл.

Из прически Аллиель, утром безупречной, выбились пряди, она была бледной и такой красивой. Эдин охотно выдернул бы шпильки из ее волос и растрепал бы их — это так приятно, должно быть. Но он лишь с улыбкой потрогал непослушный локон.

— Здравствуй, Аллиель.

— Эдин, с тобой все хорошо? Правда?

— Замечательно. Раз ты пришла.

— Ты убил медведя. Все только об этом и говорят. А королева потихоньку сказала, что я могу повидать тебя. Я тебя искала! Но здесь бы не нашла…

— Аллиель, ты красивая.

— Эдин, перестань! — отмахнулась она, — я так рада, что именно ты убил медведя! Хоть бы король не рассердился…

— А мне жалко медведя, — он поймал ее ладошку и прижал к своей щеке.

Аллиель не возражала, даже наоборот.

— А где барон Лажан?

— Он уехал с королем охотиться. Барон прекрасный охотник. Король хочет добыть огромного кабана. А принц в своем шатре любезничает с невестой.

— Удачи им всем. Аллиель, ты решила? Ты выйдешь за меня замуж?

— Эдин, — она опустила голову, — ну пойми же, я не могу подвести мою королеву!

И зачем он спросил?..

— Ты для меня важнее, чем для королевы, — сказал он, — а для нашего кота — я уж и не говорю.

— Эдин. Ну почему ты не мой брат? Ты для меня дороже всех на свете! Я люблю тебя…

Ум за разум зайдет от таких разговоров, а уроки логики с риторикой — пустая трата времени.

— Аллиель. Ты мне дороже всех на свете, и поэтому я рад, что не твой брат…

— Эдин. Мне не нравится, что ты придворный шут. Тебе ведь тоже не нравится?

— Это пустяки, — он говорил все тише. — Плохо то, что ты любишь меня немножко меньше своей мечты о собственном замке. Верно?

— Эдин…

— Ничего. Полюбишь позже, просто дай мне время. Полюбишь, обещаю тебе.

Проклятая дремота подкрадывалась опять, и теперь она была так некстати! Эдин крепче сжал руку девушки, подсунул ее себе под щеку. Снаружи, пред шатром, заурчала и протяжно мяукнула кошка королевы Кандины…

Королевская охота в честь Осеннего праздника закончилась более чем успешно — такого огромного кабана в этих местах даже старики не видели. Его величество король Герейн, как и полагается, убил зверя собственноручно. На телеге кабана торжественно ввезли в город, рядом с тушей лежала тяжелая окровавленная рогатина. Следом везли медведя. В качестве дополнительного этот трофей был неплох, а то, что его добыл шут, кажется, почти все забыли сразу же, лишь случилось это недоразумение.

Шут — он и есть шут. Даже коронованный.

Улица, по которой не спеша следовала в замок королевская охота, несмотря на вечернее время, была заполнена народом — крики, песни, музыка, ликование.

Да здравствует король Герейн!

Тушу кабана приветствовали восторженней и громче. Это же хороший знак! Лир и всю Кандрию ждет благополучный год! Будет благодатная погода, хороший урожай, а у рыбаков — добрый улов! И конечно, на этот раз королева родит сына! Да-да, добытый кабан ясно говорил восхищенным подданным, что король способен на такие подвиги, так что дело за королевой.

Эдину показалось, что, услышав выкрики про наследника, Астинна слегка втянула голову в плечи, и невольно посочувствовал бедняжке. Она и так за три года родила дважды, и это предстоит ей еще и еще — потому что нужен сын! Разве что когда у принца Эрдада появятся сыновья, королеву перестанут корить отсутствием наследников, но когда это еще будет.

Перед возвращением в город Эдин прекрасно выспался в шатре королевы Кандины. Принц Эрдад, завидев его, тут же принялся насмешничать — какой, дескать, шут герой, заколол медвежонка и сразу в обморок, а штаны у него сухие, у его шутовского величества? Принцесса Ильяра задорно смеялась. У Эдина на языке вертелась колкость, но, к счастью, он смолчал.

Вообще, принц порядком раздражал Эдина. Его вражда с Раем — это первое, конечно. Говорят же: «враг моего друга мой враг». Но не только это! Принц — долговязый шестнадцатилетний юнец со вздорным нравом, избалованный и вредный, уверенный, что сдувать с него пылинки для всех обязанность и большое удовольствие. Еще бы, единственный, надежда трона. Рай вот посмел не дуть — он плохой, значит.

А принцесса Ильяра? Заметила, что получается принца дразнить, оказывая знаки внимания Эдину, и не отказывает себе в этой забаве. То рассыпается перед принцем, отчего тот аж млеет от удовольствия, то подзывает шута:

— Шут, можешь достать цветок из моей туфельки? А из прически? Я хочу подарить цветок его высочеству, только достань его сначала из моей прически! — и при этом глазками играет…

Принц смотрел так, словно был бы рад пнуть шута сапогом, но вместо этого улыбался невесте.

Вручив красавице несколько требуемых цветочков их тех, что росли в соседних кустах, Эдин воспользовался первой же возможностью и сбежал. Возможностью надуманной — ему мимолетно улыбнулась королева Астинна, он и метнулся к ней, заявив, что весь к услугам ее величества. Королева рассмеялась и поговорила с ним немного, зато к принцессе он уже не вернулся. Пусть принц сам возится со своей куклой.

Придворная служба! После такого продуваемые ветрами цирковые кибитки покажутся лучшим местом на земле. А палуба корабля? Она — тоже…

Оказавшись в замке, Эдин первым делом поймал Дика.

— Отнес записку Якобу?

— Господина Якоба не было, — помотал тот головой.

— А Милды?

— Тоже ушла. Так сказала Сьюна, танцовщица.

— Ладно. Ты Сьюне записку отдал?

— Ага.

Про медведя Эдин не стал спрашивать, и так все ясно.

А вечером, когда служба королю закончилась и все придворные шуты собрались на столом, на который выставили бутылку любимого гретского и еще кучу всякой снеди, в шутовские покои явился Рай Диндари. Не без удивления огляделся.

— Неплохо у вас тут, господа шуты…

Кука, уже переодетый в свой коричневый халат, церемонно поклонился.

— Что привело милорда в наш скромный уголок в столь поздний час?

— Это мой друг, — пояснил Эдин, верно рассудив, что притворные церемонии сейчас никому не нужны.