И, отсмеявшись, он снова вернулся к своему рассказу:

- Меня, конечно, с работы тогда поперли, и ко мне уже наш участковый приходил - за тунеядство грозил выгнать из Москвы; не удалось посадить - так хоть выселить. И тогда мне в голову пришла мысль об инвалидности. Я пошел в диспансер, но мой психиатр, - душевный, кстати, был человек, - объяснил, что это очень сложно. Тогда я пошел обратно к Сучкову - слышал я о нем, что берет. Но Сучков сказал, что сам он сделать ничего не может, может только написать заключение, а оформляет инвалидность ВТЭК. Грех на него наговаривать, деньгами он не взял - отдарил я его старинной иконой, не очень ценной, правда.

А вот втэковская начальница взяла за милую душу - две тысячи рублей, большие по тем временам деньги. И фамилию ее помню - Вешнева.

- Вешнева? Наталья Ивановна?! - воскликнула я, вспомнив холеную начальственную даму, которая произвела на меня такое жуткое впечатление.

- Она самая. Я тогда жил неподалеку от больницы, и она заведовала нашей районной ВТЭК по психической части, а с Сучковым у нее были какие-то завязки. Помалу, говорят, она не брала - только по-крупному.

- А как вы передавали деньги? Через Сучкова?

- Нет, она через Сучкова назначила мне встречу - в парке, как в романах. Мы с ней встретились и пошли гулять по темной аллее, будто влюбленная парочка. Она сначала потребовала три штуки, но я торговался, и сошлись на двух. Вешнева настаивала на том, чтобы деньги вперед, но я ей не верил: отдашь такую крупную сумму, она ничего не сделает, а в суд ведь не подашь! У моей соседки по коммуналке так вышло: она военкому заплатила, а сына ее все равно в Афганистан послали. О рэкете тогда никто и не слышал, да и не по-христиански это. Тогда договорились так: я ей - деньги, она мне - расписку; как только получаю инвалидность - отдаю расписку.

- И она согласилась?

- Она не могла не согласиться: Сучков мне сказал, что они с мужем покупают дачу, и у нее плохо с финансами. На следующий день мы с ней махнулись - я ей толстую пачку денег, она мне - бумажку. Не на меня, между прочим, расписка, а на одну мою медсестру знакомую - она когда-то во ВТЭК работала, это Вешнева настояла, так она чувствовала себя в безопасности. Так вот, все прошло как по маслу, Сучков дал заключение - по-моему, он и сам верил, что я болен, - и мне дали вторую группу, нерабочую. Потом мы с Вешневой снова встретились, в том же месте, и я отдал ей расписку.

- Вы не оставили себе копию?

- Нет. Зачем? Да и нечестно это было бы. Не по-христиански.

- А давать взятку - это по-христиански? - не выдержала я.

- Не по-христиански, за что меня Бог и наказал. Квартиру я, правда, получил, но маленькую, однокомнатную - когда у нас с Ангелиной один за другим пошли дети, нам жить снова стало негде. А статью о тунеядстве вскоре отменили, так что деньги я потратил зря. В конце концов мы уехали из Москвы и осели здесь; слава Богу, он нас вразумил и надоумил, - и он снова перекрестился.

Я к этому времени успела осмотреться; на стенах в большой комнате - горнице? - висели картины на библейские сюжеты; это было не похоже на традиционную религиозную живопись, в них было что-то сюрреалистическое (или шизофреническое?), более всего они напоминали мне работы Отари Кандаурова. Я решила временно отступить в сторону, чтобы позже снова вернуться к интересующему меня предмету:

- Вы здесь работаете как реставратор или больше сами пишете? У вас очень самобытный стиль.

- Мы здесь в основном реставрируем храмы. Вот и мальца учу, и на мой век, и на его работы хватит. А пишу - так, для души. Но я рад, что мы стряхнули скверну большого города со своих пят.

- Я завидую вам, но я сама не смогу избавиться от скверны, пока не узнаю, кто убил сестру. А ее убили, и подтверждение этому - покушения на меня. Вот Владимир Евгеньевич, мой друг и сотрудник, может подтвердить, что это не мои фантазии, а реальный факт.

- В Евангелии от Матфея сказано, что Христос учил: «А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой…»

Я почувствовала, что нравоучение может длиться до бесконечности, и неосторожно прервала его:

- Николай Львович, мертвая не может подставить другую щеку.

Ради моей сестры, которая когда-то помогла Ангелине, помогите мне!

Тут вмешался Володя, который до того молчал; успокаивающе обняв меня за плечи, он сказал:

- Извините ее, она очень любила свою сестру. Может быть, малейшая деталь, на которую вы сами не обратили бы внимание, выведет нас на убийцу. Нам известно, что незадолго до смерти Александра Владимировна интересовалась тем, как за взятки ставят или снимают диагнозы; есть сведения о том, что у нее могли быть какие-то компрометирующие документы. Вы не можете ничего сказать по этому поводу?

Вдруг встрепенулась Ангелина; в присутствии мужа, казалось, она вообще проглотила язык - а тут неожиданно вступилась за нас:

- Расскажи им, Коля, все, что знаешь. Александра Владимировна была святая.

Как ни странно, это подействовало. Николай Львович оставил свой менторский тон и заговорил, как обычный человек:

- Александра Владимировна расспрашивала меня, как мне удалось получить группу инвалидности, и я честно все ей рассказал. Она тоже задала мне вопрос -нет ли у меня копии расписки? - и огорчилась, когда узнала, что никаких документов не осталось.

Но я рассказал ей и кое-что еще. В протоколе ВТЭК должны быть, по крайней мере, две подписи - вообще-то три, но эта Шмелева заполняла протокол при мне - и я видел, как она поставила закорючку вместо кого-то из членов комиссии. Думаю, что это не первый и не последний случай, когда она так делала.

- То есть документы с поддельными подписями должны сохраниться в архивах ВТЭК?

- Наверное. Может быть, и в собесе - пенсия ведь назначается на основании заключения ВТЭК.

- Александра Владимировна, - включилась в разговор Ангелина, - как узнала об этом, так прямо вся загорелась. Неужели она из-за этого погибла?

- Мы еще не знаем точно, - ответил за меня Володя.

Ангелина засуетилась, хотела пригласить нас за стол, но я отказалась. Меня угнетала обстановка этого дома: то ли мрачные картины хозяина на меня давили, то ли ребятишки, такие же белокурые и симпатичные, как мать, на которую они были похожи, показались мне какими-то неестественно тихими, чуть ли не запуганными - не знаю, но я облегченно вздохнула, когда мы наконец вышли.

Как и всегда осенью, очень быстро темнело; было еще только четыре часа, но небо снова затянули тучи - не фигурально, а буквально, и Старица быстро погружалась в сумерки. Мы шли по тесной улочке, и мне не хотелось думать о продажной начальнице ВТЭК, о Сучкове и о смерти сестры. Я предложила Володе:

- Володя, давай сейчас не говорить о наших делах и о расследовании вообще. Я хочу, раз мы уже здесь, осмотреть храм.