купца создали в Одессе тайное братство под названием Филики этерия (Φιλική Ἑταιρεία) – «Общество друзей». Затем они привлекли к участию в нем группу тщательно подобранных священников и местных авторитетов на Пелопоннесе, а также генерала царской армии Александра Ипсиланти, происходившего из греческой элиты Стамбула. Хотя греки уже давно отмечают годовщину начала восстания 25 марта, на деле оно началось на несколько недель или даже месяцев раньше, и местом самых яростных боев быстро стал Пелопоннес. Мятежники нанесли Османской империи удар в тот момент, когда она была особенно уязвима. Ей приходилось одновременно разбираться с напряженной обстановкой на восточной границе и с восстанием Али-паши на Адриатике. Тем не менее поначалу объективные шансы на успех восстания казались невысокими. Хотя у всех ведущих держав были на юго-востоке Европы свои интересы, это не означало, что они рискнут всем ради безоговорочной поддержки одного национально-освободительного движения. В самом деле, когда восстание началось, ни одна европейская держава – даже Россия, считавшая себя защитницей православных христиан, – не была готова открыто поддержать свободную Грецию. Каковы бы ни были разногласия европейских государств с султаном, им не хотелось помогать борьбе сепаратистов против общепризнанного государства, создавая тем самым опасный прецедент.

Однако история знает множество восстаний против государственной власти, начавшихся с малого, но быстро продемонстрировавших, что новые реалии могут быть созданы очень быстро. Совершаются зверства, ставки растут, общественность негодует, и люди, обладающие политическим и финансовым влиянием, начинают требовать вмешательства. Простое восстановление прежнего порядка вещей перестает быть линией наименьшего сопротивления. Уже не надеясь, что восстание затухнет само собой, иностранные державы начинают бороться за влияние при новом порядке. Именно это – в самых общих чертах – описывает события, происходившие в Греции в 1820-х гг. До некоторой степени они сравнимы с балканскими событиями 1990-х гг., когда западные державы пытались взять под контроль конфликт, вспыхнувший после распада коммунистической Югославии. Во всех подобных случаях в центре внимания гораздо более крупных и богатых стран оказывается сравнительно мелкий и бедный клочок территории. Не то чтобы у более крупных стран стояли на кону какие-нибудь жизненно важные интересы; скорее никто из них не хочет лишиться влияния в регионе. В результате они готовы поддержать войну за независимость, просто чтобы гарантировать себе участие в разделе плодов независимости.

Особенное внимание привлекали бойни. В сентябре 1821 г. тысячи мирных жителей – в основном мусульмане, а также евреи – погибли, когда греческие революционные силы взяли штурмом Триполицу, османскую крепость на Пелопоннесе. Затем, в апреле следующего года, османские войска перебили 50 000 христиан на некогда процветавшем острове Хиос в Эгейском море, что вызвало негодование всей Западной Европы и вдохновило художника Эжена Делакруа на создание знаменитого полотна[174]. Правящие круги России пришли в ужас в апреле 1821 г., когда православного патриарха схватили прямо в стамбульской церкви и повесили, хотя он и осуждал восстание. Министры иностранных дел Европы постепенно вынуждены были признать, что эта война за независимость сама собой не затухнет, хотя кое-кому этого и хотелось бы.

Одним из многочисленных фронтов войны за независимость были сражения за Акрополь. Как и в войне в целом, в этих афинских стычках были и омерзительные эпизоды, и вдохновляющие моменты. В них были проявления великой отваги и ужасающей беспричинной жестокости. Но основные особенности цитадели оставались неизменными. Скалу было практически нельзя взять прямым штурмом, однако и защищать ее в течение ограниченного времени было невозможно, если осаждавшим удавалось надежно отрезать защитников от подвоза продовольствия и воды. С самого начала восстания Акрополь то и дело оказывался в одной осаде за другой.

История первой из них началась весной 1821 г., когда около 1200 афинских мусульман укрылись на Акрополе вместе с небольшим османским гарнизоном. Кто именно были эти мусульмане? В рассказах об этом – как и любом другом – этапе греческой войны за независимость терминология может быть обманчивой. Последователей ислама, какими бы ни были их происхождение и/или язык – турецкими, албанскими или греческими, – часто сваливают в одну кучу и называют турками. Тех же, кто восставал против них, скопом называют греками, хотя самой заметной их характеристикой была приверженность православному христианству. Ни одна из этих категорий не была герметично ограниченной, и это еще более усложняет любое описание войны за независимость.

Пока осажденных на Акрополе обстреливали с близлежащих стратегических точек, османские власти отправили на прорыв осады двух полководцев, носивших одинаковые имена. Омер-бей, происходивший из Каристоса на острове Эвбея, привел 800 пехотинцев, а Омер Врионис подошел с севера, располагая 1500 человек легкой кавалерии и мушкетеров. Он был видной фигурой и служил казначеем в полунезависимом государстве, которым правил Али-паша.

К 30 июня гарнизон Акрополя был освобожден и смог пополнить запасы продовольствия, воды и боеприпасов. Шюкрю Ылыджак, историк турецкого происхождения, написавший в Гарвардском университете докторскую диссертацию об османской реакции на войну за независимость, обнаружил некоторые интересные подробности закулисной дипломатической деятельности этого периода. Он показывает, что судьба Акрополя чрезвычайно сильно тревожила британское правительство – не потому, что оно было заинтересовано в том или ином исходе военных действий, но скорее в связи со стремлением сохранить все, что оставалось от тамошних древностей.

Британский посол виконт Стренгфорд сказал османам, что король Георг IV был бы лично весьма признателен султану – как государь государю, – за его усилия по сохранению афинской цитадели и памятников, свидетельствующих о ее древней славе. Послание, составленное на вычурном дипломатическом французском, было официально адресовано султану, «столь славящемуся своим вкусом и привязанностью к искусствам и литературе, коих Афины были колыбелью». Циники могут сказать, что в этом демарше отразилась причудливая разновидность эллинофильского чувства, беспокойства о сохранении зданий, без особенной заботы о выживании людей: чем-то подобным руководствовались создатели нейтронной бомбы. Ылыджак справедливо отмечает, что «на деле в последующие годы Акрополь интенсивно обстреливали как греческие революционеры, так и османские армии».

Вмешательства Омера Вриониса, оставшегося в Афинах на три месяца, было достаточно для обеспечения безопасности турецкого гарнизона перед лицом нерегулярных греческих атак на протяжении зимы 1821/22 г. Однако к следующему лету другой Омер и пехотинцы, которых он привел с Эвбеи, стали ощущать усталость и жажду. В июне он испросил у султана позволения оставить Акрополь. Вопрос был только в том, можно ли это сделать так, чтобы сохранить жизни более чем тысячи мусульман, живших в цитадели.

В отличие от неприглядной истории соперничества европейцев за захват афинских древностей в следующей главе этого повествования сыграли весьма положительную роль консулы западных стран, все еще действовавшие в Афинах военного времени и пытавшиеся (приблизительно как агентства ООН, наблюдавшие за течением боснийского конфликта) облегчать страдания гражданского населения, даже если это требовало неприятной торговли с воюющими