– Сам посмотрю! – отшвырнув рюкзак (консервы шумно раскатились по полу), я пополз на двенадцать часов. До противоположной стены всего несколько метров.

– Жизнь прекрасна, а Бобик сдох, – сообщила Людмила. – Увидимся на солнышке. – Она мигнула и отключилась.

Само собой, погас свет, и я вспомнил, что на чердаке нет окошка. Темнота была такая, что я не видел своих рук. Всё-таки надо было её подзарядить, а потом кресты разглядывать! Дался мне вообще этот чёртов крест, лежит и лежит, может бродяга себе на могилу сделал или стащил где! Я даже растерялся на секунду. Уютный чердак без Людмилы в полной темноте, да ещё и с этим невидимым крестом… Где-то за мной был открытый люк, и туда должен был попадать хоть какой-то свет, но как же темно… Я потихоньку обернулся: открытый люк был на месте и действительно давал малюсенькую серую полоску: можно было разглядеть только его и несколько досок вокруг. Ну да, он же в тёмном углу, за шкафом… Ладно, уползаем на солнышко.

Я дал задний ход. Под ладонь попала консервная банка, с грохотом выскользнула и громко шмякнулась о невидимое препятствие. Соскользнувшей рукой я больно ударился об пол с таким хрустом, что успел испугаться. Ладонь саднило, а под ней в полу просвечивала тоненькая ниточка света. Доска треснула. Я осторожно попятился, глядя, как ниточка света расширяется, и успел отползти, прежде чем грохнула о невидимый пол сломанная доска.

Сразу стало светлее. Из пола вырос волшебный луч, пересекающий комнату на две неравные части. В дыру от доски были видны потолочные балки и грязный пол комнаты внизу. Чердак сразу стал уютнее, потому что я его хотя бы видел. Мои консервы раскатились в разные концы: не очень-то вежливо получилось. Да ещё пол сломал!

В свете от сломанного пола я, кажется, разглядел даже чёртов крест у противоположной стены. Не весь, а так, доску… Дался он мне, надо выбираться! И подобрать рюкзак, там куча важных штук… Я дотянулся, цапнул рюкзак, застегнул и, волоча за собой за лямку, продолжил отползать к люку.

…А может, это поклонный крест? Типа памятника? У этого чёртова шамана была куча почитателей, может, кто из сумасшедших выживших… Кто? Ну хорошо, кто-то из внуков сумасшедших выживших решил поставить на участке ему крестик. Это объясняет и место его обитания. В доме, где жил великий и ужасный шаман, ему неудобно селиться, святыня всё-таки. А вот на чердаке, потихонечку, чтобы и ближе быть, и не нарушать покой священных стен… Может, мой бродяга не так уж прост?

Под рукой хрустнула доска, я скакнул назад раньше, чем она провалилась вниз, да так и застряла на потолочных балках, покачиваясь. Я видел в заброшках такие качели: доска, закреплённая по центру… Нога скользнула куда-то вниз, я инстинктивно вцепился в доски, не соображая, что просто дополз до люка и где-то там внизу, в жутко далёких сантиметрах сорока, есть спасительная ступенька. Я вцепился в доски, подался вперёд – и по лицу мне ударила потолочная балка.

Я лежал на полу в комнате, и коленки мои вопили, что падение было не самым удачным. Из носа на пол налилась уже приличная лужица крови. В ногу впивалось что-то острое. Я оглянулся и увидел шкаф.

Открытый, без дверей, шкаф, который маскировал вход на чердак, теперь лежал, впившись углом мне в ногу. Должно быть, я при падении его зацепил и он рухнул на меня. Вот же я везунчик! Одна нога выглядела вполне прилично – если не шевелить и не смотреть, куда вывернуто колено. Другая была наполовину скрыта шкафом, но шевелилась бодро. Отлично, отлично: не снимал бы защитный костюм – отделался бы разбитым лицом, а теперь… Медицинская страховка не распространяется на тех, кто болтается по опасным местам без костюма, так что лечение придётся оплачивать самому.

– Ну что делать, Людмила, зови «Скорую»! Бывает же невезуха… Чего молчишь?

Чёрт! Она так быстро разрядилась, что я успел забыть. Значит, надо ещё и как-то самому выбраться на солнышко…

Я развернулся и попробовал рукой приподнять шкаф, одновременно высвобождая прижатую ногу. Эта нога пострадала, кажется, меньше всего, если не считать царапины от уголка. Зато другая… Я оттолкнулся освобождённой ногой, попробовал притянуть другую – и взвыл. Внутри будто не было ни одной целой косточки, так мне казалось. Любое движение этой ногой было чревато обмороком. Значит, попробуем по-другому…

Провозившись так и этак, я нашёл положение: на боку, чтобы здоровая нога была внизу, а больная наверху и они поменьше соприкасались. Так можно было ползти почти не больно. Осталось решить, куда ползти.

Самым простым казалось высунуть руку в грязное окно комнаты. Для этого его придётся открыть или разбить, а самое главное – подобраться к нему. До него было чуть больше метра, но доступ перекрывали стоящие вплотную письменный стол и кровать. Чтобы дотянуться до окна, придётся либо встать, либо залезть на эту древнюю кровать, брр! Я вцепился руками в древнюю железку кровати, подтянулся и попытался встать на здоровую ногу. Маленькая боль вспыхнула где-то в коленке, я приказал себе не ныть и выпрямился на одной ноге. Опёрся на стол – стою. Ещё полшага – и я дотянусь до окна. Держась за стол, я придвинул здоровую ногу, охнул, чуть не сев на кровать, удержался. Грязнющий древний шпингалет был весь в паутине, но я решил сперва попробовать открыть окно, только для этого нужны обе руки.

Кое-как удерживая баланс на одной ноге не без помощи стола и кровати, между которыми я был зажат, я уже расшатывал заржавевший прилипший шпингалет и думал, что надо было надеть защитный костюм – на случай, если стёкла не выдержат и вылетят первыми. Но шпингалет уже поддавался, и я не мог думать о чём-то другом. Он радостно щёлкнул, стёкла задребезжали, но устояли, между рамами пошатнулась коричневая паутина и дохлая муха внутри. В комнату тут же ворвался солнечный луч, на улице каркнула ворона, и тут же ей ответила целая стая. Они каркали радостно, наперебой, как будто сидели там и болели за меня. Пошатнувшись на одной ноге, чуть не свалившись на стол, я поменял положение, вытащил в окно руку с Людмилой, и только тогда увидел…

На улице прямо под окном стоял старик с фотографии в посте о пропавшем человеке. Я едва не касался его рукой – так близко он был. Ветерок поднимал отдельные седые волосины, и они щекотали мне запястье с Людмилой. Он выглядел так же, как на фото, даже седины не прибавилось, хотя ему должно было быть сейчас больше ста лет. За спиной старика на земле, на остатках дощатого забора, как бурлящая каша кишели вороны.

Первым порывом было отдёрнуть руку или, наоборот, вцепиться старику в волосы, чтобы просто поверить своим глазам, что он здесь – ведь этого быть не может!

– Тебя же нет! Ты же давно сгорел, пропал без вести!

– Личина! – коротко ответил старик, и на лбу у него появилась вертикальная складка, достающая до переносицы.

Сентябрь 2070

– Знаешь что, молодой человек: прежде, чем воровать непроверенный препарат для незаконных опытов на людях, мог бы и посоветоваться с разработчиком!

– Я же тебе объяснял: у меня не было выбора! Либо я его собачьим спреем – либо он меня чем-нибудь покрепче. А уж потом, когда соображал, что с ним делать, я вспомнил про твой непроверенный препарат.