Это убежище – оно, как зона, где ты просиживаешь последние дни перед казнью.

Эта правда – она, как шестеренка и я тоже шестеренка. Я хочу приблизиться к ней, однако при столкновении звенья дребезжат, скрипят и гнутся. Эта комната меня нагнетает. Эти бесконечные полки на стенах. Кровать белая, словно я в психушке. Все это убежище похоже на психушку.

Крик, снова крик. Я слышу крики, пока лежу на кровати и с одного бока ухожу на другой.

– Джеймс прав! Нет, он нас убьет! – яростно шептал я.

У меня раскалывается голова, трещит, в глазах темнеет. После того, как ушел Ублюдок я много думал о Джеймсе и это вело меня к тошноте. Я блевал каждые десять минут и истощенный снова садился на кровать с ровной спиной и пытался сконцентрировать мысли. Ничего не получается. Я понимаю, что Джеймс обманул меня. Уилл прав. Уилл прав.

– Нет, не прав! – снова шепчу я.

Во мне будто борются… Никто с тобой не борется! Две личности! Убей их! Одна —я, вторая…

Я снова почувствовал тошноту и побежал к туалету. Я не успел и выблевал прямо на пол. Я устал. Это уже мучение. Я не хочу об этом думать, о том, что происходит снаружи. О том, кто такой Джеймс на самом деле… Нет, я хочу!

Свет, вроде, ударяет прямо в мои глаза, но потом разом исчезает и его поглощает мрак. По потолку растягиваются красные полосы с наконечниками. Я не чувствую своего тела. Оно двигается, но будто лишь от моих мыслей, как приказов. Я борюсь с абсурдом в своей голове, а он борется со мной. Наши силы равны потому, что абсурд и я в тех же условиях… Умри!!! Я должен собраться… Нет! Нет!

Снова блюю, но уже кровью. Мне страшно, руки трясутся, а ноги уже отказывают. Я хочу кричать, но хочу молчать. Я хочу узнать правду, но страдаю лишь от пути к ней. Я подбегаю к полке, где лежит мой пистолет и подставляю его к своему виску. Рука трясется, а пистолет хочет выскользнуть из рук. Я заряжаю другой рукой пистолет и уже готовлюсь нажать на кнопку выстрела. Если бороться с абсурдом, то бороться с самим собой…

Я кидаю пистолет в стену и подбегаю к двери интуитивно, не видя ее. Глаза покрыты мраком. Я открыл ее и направо направился к двери, где должна лежать Лиззи.

– Лиззи! Помоги, Лиззи! – кричу я.

Но эха нет. Я это кричу, но ощущение, что лишь у себя в представлениях. Я падаю на четвереньки и начинаю стучать в дверь.

– Открой! – кричу я. – Помоги!

Дверь резко распахнулась и передо мной оказывается Ублюдок. Он смотрит на меня с широкими глазами, а потом снова я ничего не вижу. Он начинает что-то кричать, но звук резко утихает. Мне страшно, я не дома, я не знаю, где я. Я резко ощущаю, как меня тащат по полу. Я начинаю размыто видеть свои стопы. Пальцы на них трясутся, стопы в целом трясутся и приобретают синеватый оттенок. Снова темень…

Мое тело лежит на кровати. Больно в шее, словно ее бьют молотом. Словно она должна уже разорваться, но ее тянут обратно на место тонкими нитками. Все мое тело влажное, я снова вижу только потолок и ничего больше. Я пытаюсь подняться, но не могу.

Я слышу голос:

– У него жар!

– Лиззи, – бормочу я. – Лиззи, помоги мне.

На мою голову прикладывают что-то холодное и влажное. В ушах немного пищит, но я начинаю слышать отрывки рыдания. Я слышу их и тоже хочу рыдать. Я так беспомощен. Я вспоминаю слова Джеймса о компьютерах, слова Ублюдка о абсурде. Хочу об этом всем подумать, но вновь трещит голова. Как только я приближаюсь к правде меня сразу, словно бьет током, а от незнания того, что происходит, я схожу с ума. Чувствую невыносимые терзания внутри. Будто что-то выходит из вакуума и бьет меня со всей силой. Когда перестаешь думать, этот вакуум улыбается мне, абсурд удовлетворен мной. Я не хочу вступать на сторону абсурда, который говорит мне о том, что все нормально потому, что другое течение мыслей говорит что это не так. Это неизбежно. Неизбежна эта борьба. Ты вступаешь на один берег, а там тебя убивают животные, вступаешь на другой, а там тебя убивают люди. Посреди берегов океан, но я в нем тону, ведь не умею плавать. Не умею быть посреди двух берегов. Не умею придерживаться двух мнений сразу.

Наконец, я смог резко встать. В комнате было никого. На полках лежала куртка Лиззи и ее мегалодониус. В голове вновь все прояснилось. Я почувствовал себя выздоровевшим, но хочу пить. Встав с кровати в тех же брюках и носках, я подбежал к крану, включил его поднесением руки в раковину и начал пить воду, что льется. Я выпиваю ее залпом и наношу воду еще на свое лицо. Все мою, мою и мою, пока мое лицо не почувствует полную влажность. Я выключил кран и обернулся назад. Никого. Я медленно подошел к выходу из комнаты, дверь открылась моим легким касанием руки. Эта дверь всегда выглядела тяжелой, но открывается так легко, словно пух.

Я направился к комнате Ублюдка. Мысли только о нем. Я подошел к его комнате и дверь сразу распахнулась. За ней оказался Ублюдок. Я влетел в его комнату, оттолкнув его и не увидел генерала. Я посмотрел на Ублюдка.

– Ублюдок, где генерал Алекс?

– Снаружи.

– Как снаружи?

После Ублюдка должна был быть Як, потом Лиззи…

– Сколько я лежал?

У него немного заблестели глаза.

– Неделю.

– Где Лиззи!? – крикнул я.

– С ней все хорошо.

Я вздохнув кивнул и развернулся к выходу. За дверью оказалась на секунду Лиззи – она при моем виде сразу убежала.

– Ублюдок, какое твое настоящее имя? Просто… Хороший ты парень.

Он истерично рассмеялся, немного помолчал и сказал:

– Мое настоящее имя… Мог, я думаю тебе не следует знать.

– Почему?!

– Просто не надо.

Он знает причину, но скрывает ее.

– Говори!

– Миша меня зовут!

Я застыл, а он внимательно наблюдал за мной. Миша, Миша…

– Такого имени же нет.

– На вашей планете нет.

– Нет, это сон…

– Да сон…. Столько вопросов, да?

– Отвечай.

– Ты отвечаешь странно.

– Повтори свое имя…

– Майкл.

Я свалился на пол, снова темень.

– Майкл? Точно сон…

Мне послышалось, точно.

Кошмар, полный кошмар. На меня снова валятся стены. Не второй раз за все время, а раз… Я не считал. Это длится вечность.