– Прости, – сказала она, и улыбка сошла с еелица. – Что ж, это по-людски.

– Это не по-людски.

– Да?.. Значит, ни один ведьмак…

– Ни один. Испытание Травами, Калантэ, ужасно. А то,что с мальчиками происходит во время Трансмутации, еще страшнее. И необратимо.

– Только ты уж не раскисай, – буркнула она. –Это тебе не к лицу. Неважно, что с тобой вытворяли. Результат я вижу. На мойвкус, вполне удовлетворительный. Если б я могла предположить, что ребенокПаветты когда-нибудь станет таким, как ты, я не колебалась бы ни минуты.

– Слишком велик риск, – быстро сказал он. –Как ты и думаешь. Выживают самое большее четверо из десяти.

– Черт возьми, разве только Испытание Травамирискованно? Разве только будущие ведьмаки рискуют? Жизнь полна риска: в жизнитоже идет отбор, Геральт. Селекция. Зачастую все решает скверный случай,болезнь, война. Сопротивляться судьбе, может быть, не менее рискованно, чемотдать себя в ее руки. Геральт… Я отдала бы тебе этого ребенка… Но… Я тожебоюсь.

– Я не взял бы. Не мог бы взять на себяответственность. Не согласился бы отягощать ею тебя. Не хотел бы, чтобы ребеноккогда-нибудь вспоминал тебя так… как я…

– Ты ненавидишь ту женщину, Геральт?

– Мою мать? Нет, Калантэ. Догадываюсь, что онаоказалась перед выбором… А может, и не было выбора? Нет, был, ведь ты знаешь,достаточно нужного заклинания или эликсира… Выбор. Выбор, который надо уважать,потому что это священное и неоспоримое право каждой женщины. Эмоции тут ни причем. У нее было неоспоримое право решать, и она решила. Но, думаю, встреча сней, выражение ее лица… Это дало бы мне что-то вроде извращенногоудовлетворения, если ты понимаешь, о чем я.

– Я прекрасно понимаю, о чем ты… – улыбнуласьона. – Но у тебя мало шансов испытать такое удовлетворение. Я не могуопределить твой возраст, ведьмак, но полагаю, ты гораздо старше, чем об этомговорит твоя внешность. А значит, та женщина…

– Та женщина, – прервал он, – навернякасейчас выглядит много моложе меня.

– Чародейка?

– Да.

– Интересно. Я думала, чародейки не могут…

– Она, вероятно, тоже так думала.

– Вероятно. Но ты прав, не будем обсуждать правоженщины принимать решения, это обсуждению не подлежит. Вернемся к нашейпроблеме. Так ты не возьмешь ребенка? Бесповоротно?

– Бесповоротно.

– А если… если Предназначение не только миф? Если оновсе же существует, то не может ли оно отомстить?

– Если будет мстить, то мне, – спокойно ответилон. – Ведь против него выступаю я. Ты-то выполнила свою частьобязательства. Ведь если Предназначение не легенда, то из указанных тобою детейя должен был выбрать соответствующего. Но ведь ребенка Паветты нет среди них?

– Есть. – Калантэ медленно подняла голову. –Хочешь увидеть? Хочешь взглянуть в глаза Предназначению?

– Нет. Не хочу. Отказываюсь, отрекаюсь. Отрекаюсь отэтого мальчика. Не хочу смотреть в глаза Предназначению, потому что не верю внего. Ибо знаю: чтобы соединить двух человек, одного Предназначениянедостаточно. Нужно нечто большее, чем Предназначение. Я смеюсь над такимПредназначением, я не последую за ним, как мальчишка, которого ведут за руку,ничего не понимающий и наивный. Это мое бесповоротное решение, Калантэ изЦинтры.

Королева встала. Улыбнулась. Он не мог угадать, что кроетсяза ее улыбкой.

– Да будет так, Геральт из Ривии. Быть может, тебе какраз и было предначертано отречься. Может быть, это было твоим Предназначением.Думаю, так оно и есть. Так знай же, если б ты выбрал и выбрал правильно, тоувидел бы, что Предназначение, над которым смеешься ты, жестоко посмеялось бынад тобой.

Он посмотрел в ее ядовито-зеленые глаза. Она улыбнулась.Разгадывать ее улыбки он не умел.

Рядом с беседкой росли розы. Целый куст. Он наклонил ветку,сорвал цветок, опустился на колено и двумя руками подал ей, опустив при этомголову.

– Как жаль, что я не узнала тебя раньше,белоголовый, – проговорила она, принимая розу из его рук. – Встань.

Он встал.

– Если изменишь решение, – она поднесла розу клицу, – если решишь… Возвращайся в Цинтру. Я буду ждать. И твоеПредназначение тоже будет ждать тебя. Возможно, не до бесконечности, нонаверняка еще какое-то время.

– Прощай, Калантэ.

– Прощай, ведьмак. Будь осторожен. У меня… У меняминуту назад было предчувствие… Странное предчувствие… будто я вижу тебя впоследний раз.

– Прощай, королева.

Он проснулся и с удивлением отметил, что мучительная больисчезла, казалось также, что перестала досаждать пульсирующая, натягивающаякожу припухлость. Он хотел вытянуть руку, потрогать, но не мог пошевелиться.Пока понял, что сдерживает его лишь тяжесть кож, которыми он накрыт, холодный,отвратительный ужас опустился ему на живот, впился во внутренности, словноястребиные когти. Он сжимал и разжимал пальцы, мысленно повторяя: нет, я не…

Парализован…

– Ты проснулся.

Не вопрос, констатация. Тихий, но внятный мягкий голос.Женщина. Молодая, вероятно. Он повернул голову, застонал, пытаясь подняться.

– Не шевелись. Во всяком случае, не так резко.

– Нннн, – налет, склеивавший губы,разорвался, – нннет… Не рана… Спина…

– Пролежни, – спокойная, холодная констатация, несоответствующая мягкому альту. – Я помогу. Вот, выпей. Медленно, малымиглотками.

У жидкости был в основном запах и вкус можжевельника.«Старый способ, – подумал он. – Можжевельник либо мята простодобавки, значения не имеют, введены лишь для того, чтобы замаскироватьнастоящий состав». И, однако, он распознал паперник, может, корнежом. Да,наверняка корнежом, корнежом нейтрализует токсины, очищает кровь, испорченнуюгангреной либо заражением.

– Пей. До конца. Медленней, а то подавишься.

Медальон на шее начал легонько вибрировать. Стало быть, внапитке была и магия. Он с трудом расширил зрачки. Теперь, когда она поднялаему голову, он мог рассмотреть ее получше. Небольшая. В мужской одежде.Маленькое и бледное в темноте лицо.

– Где мы?

– На поляне смолокуров.