Весь северо-западный сектор обзора заполняли зеленые горные каскады, чудным ломаным узором вершин, долин, хребтов и ущелий убегавшие вдаль, а левее скатывавшиеся в море торчавшими из воды обломками, совсем маленькими и покрупнее. Между ними серели крапинки парусов, а на самой кромке берега мелкими каплями бисера сверкали возделанные поля.

Правее широкой синей полосой поблескивал Корейский пролив, в котором серо-зеленой вытянутой плюхой покоилась Цусима с выщербиной Цусима-зунда в середине. Там курились едва видимые дымки замерших в готовности к выходу броненосцев. Дальше за ней, уже на самой границе восприятия, чуть угадывалась тонкая голубая линия Цусимского пролива, чья бирюзовая гладь уходила из поля зрения, простираясь до самого японского берега.

А за спиной раскинулось море с дымящими букашками транспортов и крейсеров на своей бескрайней поверхности. Провожавшие шар миноносцы, теперь отбегавшие под бок своего опекуна, выдыхая при этом серовато-бурые клубы, были гораздо ближе. Их резко очерчивали переливающиеся буруны разваливаемой форштевнями воды и длинные белые хвосты взбитой винтами пены.

Угловатая коробка «Донского», как и подобало матерому ветерану, неспешно и с достоинством продвигавшаяся на северо-восток, лишь чуть морщила шагреневую кожу самого северного края Восточно-Китайского моря, обильно пачкая угольной гарью кристально чистый и прозрачный воздух.

Слегка обвыкнув, уже почти не замечая продолжавшихся кивков корзины, Федор Иванович осмелел настолько, что решительно взглянул через бортик вниз. То ли он и в самом деле привык и отдышался, то ли высота уже была слишком большой, чтобы ее реально воспринимать, но открывшаяся взору картинка больше не пугала. Острова, проливы, мысы и прочие географические объекты, а вовсе не твердая поверхность, на которую его обязательно должно было вытряхнуть.

Теперь он точно уже мог спокойно работать. А капитан Бараташвили именно этим и занимался. Осматривая проплывавшую внизу местность в мощный бинокль, он постоянно делал пометки на карте, что-то записывая в блокнот. Заметив, что репортер повеселел, пригласил его жестом руки к себе, а потом указал вниз и вперед, пояснив:

– Это Коджедо, там – Мозампо, а там вон какая-то якорная стоянка и строения на берегу, а там, похоже, батарея. Судя по виду, старье китайское, но калибр серьезный, да и поставлена грамотно. Ее со стороны моря вон за той скалой и не видно наверняка, а она всех, кто в пролив сунется, как кинжалом в бок бьет. Надо фотографировать. Сможешь?

Федор кивнул. Дальше закрутилось, завертелось. Командир давал свой бинокль, через который неясные места удавалось разглядеть во всех подробностях, так что его указания становились предельно ясными. Потом он указывал те ориентиры, что обязательно должны были быть в кадре, а все остальное: фокусировка, выдержка, экспозиция и прочее – становилось уже его заботой.

От взгляда сверху никакая маскировка не помогала. Орудийные дворики даже полевых и противодесантных батарей просматривались замечательно. В двух местах обнаружились военные лагеря с ровными рядами то ли палаток, то ли навесов и загонами для лошадей. Полевые укрепления и оборонительные позиции, приготовленные у каждой деревни, наверняка вписанные в рельеф и не видимые ни с земли, ни с воды, четко выделялись неестественно ровными контурами и контрастными линиями траншей и брустверов.

Скрытая стоянка минных катеров, оборудованная за одним из мысов в проливе, хорошо подобранная и потому опасная, да вдобавок прикрытая четырьмя немаленькими пушками в засадной батарее, устроенной среди скал, в бинокль просматривалась вплоть до фигурок людей, суетившихся на пристани и палубах суденышек. Вся система обороны смотрелась как нарисованная хорошими красками на листе бумаги.

Камеру неоднократно перетаскивали с бортика на бортик, запечатлев на пластинки обширную бухту Чин-хе, оказавшуюся неожиданно малообитаемой, проливы, ведущие в нее, и подступы к ним. Потом переключились на береговую черту между Чинхе и Фузаном с двумя дублями наиболее подозрительных мест в устье реки Деоксан. Следом настала очередь самой гавани Фузана, его вокзала, депо и окрестностей.

Когда шар уже миновал северные окраины Фузана, стало ясно, что направление его дрейфа изменилось. Наблюдателей явно уносило в сторону суши. При этом высота полета уменьшалась. Командир пояснил единственному своему подчиненному, что это вызвано различной плотностью воздуха над землей и водой, неравномерностью их перемешивания, а также восходящими и нисходящими потоками, вызываемыми этими физическими процессами. Несмотря на его уверенный голос и ободряющую улыбку, Федор понял, что серьезной опасности еще нет, но тенденция наметилась тревожная. Перспектива разбиться без особой пользы в дикой глуши на склонах Корейских гор становилась все реальнее.

Корабли обеспечения хорошо просматривались на глади пролива милях в пятнадцати на юге. Бараташвили велел Подзорову хорошенько упаковать отснятые пластины, а сам принялся щелкать заслонками фонаря, вызывая их на связь. После третьей попытки заметили ответное мигание с «Донского», а державшийся впереди всех эсминец начал заметно ускоряться.

В течение следующего часа пытались передать вниз все, что успели рассмотреть, но из-за значительного расстояния каждое сообщение приходилось повторять не один раз, поскольку оттуда обычно отвечали: «Не разобрал». Эсминец за это время сильно вышел вперед, но до него теперь было лишь немногим ближе, чем до основной группы. От берега аэростат отделяло уже более семи миль, а высота упала с трех километров до полутора.

Его тянуло вдоль почти прямого горного разлома, ответвлявшегося на север-северо-запад от последней перед устьем излучины русла реки Деоксан. И он снижался и раскачивался все сильнее. Теперь к примитивному перемешиванию воздушных масс, шедших с моря и скатывавшихся с гор, добавился еще и ветер, отражающийся от горных утесов и закручивающий свою свистопляску, порой весьма агрессивную. Причем чем ниже летели, тем сильнее это чувствовалось.

Сброс балласта ситуацию не изменил. То ли газ из оболочки уходил быстрее, чем рассчитывали, то ли завладевший аппаратом нисходящий поток оказался слишком мощным, но зазубрины скал внизу продолжали приближаться, а движение вперед прекратилось. За борт корзины полетели телефонный аппарат, штативы для камеры, укрепленные на ее бортах, а следом и тренога. Потом пристяжной карабин и устройство его разъединения. Этим удалось купить еще несколько десятков метров высоты или пару часов полета, если повезет. Падение явно замедлилось, и шар опять повлекло дальше в горы. Изменить направление движения возможности по-прежнему не имелось.

Солнце уже клонилось к горизонту на западе. Батареи в фонаре разрядились полностью, так же как и два запасных комплекта, сразу отправившиеся за борт вместе с ним. На мигание прожекторов с миноносцев и крейсера ответить теперь было нечем. С большим трудом удалось добиться от сопровождающих положительного ответа о принятии сведений об отсутствии крупных военных судов и соединений миноносцев в осмотренном районе. Вообще паровых судов, не считая катеров,