якоря, дали задний ход, и «Олег» под своими машинами ушел в Озаки. Там с помощью водолазной баржи под пробоину подвели двойной пластырь, а к вечеру уже осушили котельное отделение и одну из угольных ям. Остававшийся крен спрямили перегрузкой угля и прочих грузов, так что внешне он выглядел почти так же. Только в море выходить больше не мог. Этот вердикт инженерного корпуса был однозначным. Даже простая стрельба главным калибром вполне могла его прикончить.

Уже после войны стало известно, что такого значимого результата удалось добиться всего одной диверсионной группе, состоявшей из трех человек. Постоянные наблюдения за Цусима-зундом позволили выяснить, что при ночном тралении часто используются временные навигационные знаки, выключаемые в случае появления угрозы и снова включаемые после ее отмены. Этим и решили воспользоваться.

На острова переправили хорошо подготовленных добровольцев, отобранных более чем из сотни кандидатов. Они вели постоянное наблюдение за Озаки издалека, с вершин гор. Это никак не могло встревожить охрану базы и сторожевые силы. Тем временем при помощи активистов из местной распущенной милиции подобрали подходящие для ложных огней места, заготовили материалы и начали ждать.

Как только стало ясно, что русские что-то готовят, отправили посыльного в Мозампо. Рассчитывая на помощь со стороны «Кокутаев», требовалось организовать небольшую возню на пути движения каравана тральщиков, чтобы спровоцировать перестрелку. К тому же в случае успешной реализации плана появлялась возможность для них добить подранков.

Но посыльный опоздал. Выдвинуть к Цусима-зунду никого не успели. Как только подтвердилось, что в Корейском проливе кто-то есть, начали отправлять дозорные суда из блокадных сил, надеясь нащупать убегающую русскую эскадру, но безуспешно. При этом одно судно пропало без вести вместе со всем экипажем.

Уже днем наблюдали с прибрежных возвышенностей группу дымов, проследовавших проливом в южном направлении. Отправленная после заката разведка никого в Окочи не обнаружила. До Цусима-зунда не ходили, зная, что там мощные дозоры. А к утру получили сведения от очередного связного, что удалось выманить на мины один из русских крейсеров. Кроме того, уходившая куда-то почти на сутки эскадра вернулась только с двумя большими броненосцами из трех. А это, исходя из того, что взрывов слышали два, а не один, дало жизнь предположению, что один из них затонул, угодив в столь примитивную ловушку.

Когда позже через агентуру узнали о начале внепланового докового ремонта «Александра III», того самого третьего корабля линии, которого недосчитались на Цусиме, список успехов той ночи оформился окончательно. Начало больших работ на однотипном «Бородино» посчитали следствием полученных в бою тяжелых повреждений и также исключили его из возможных противников на ближайшее время.

До самого появления нашего флота в Токийском заливе в Главной квартире считали, что из четырех новейших русских башенных броненосцев, сумевших прорваться во Владивосток в мае, к середине осени в строю остался лишь один, и тот из-за поспешного ремонта ограниченно боеспособен.

Неожиданно серьезные потери на подготовительном этапе вынудили пересмотреть ближайшие планы. А тот факт, что в ходе проводки приведенного на Цусиму конвоя через тот же проход в заграждениях снова была обнаружена сорванная с якоря мина, заставил задуматься об отмене всех ночных выходов. Только таким образом можно было максимально снизить вероятность случайного подрыва на таком «подарке».

В итоге вместо масштабной, достаточно рискованной, но почти гарантированно малорезультативной вылазки к японскому побережью решили произвести основательную воздушную разведку шхерного района прилегающего к бухте Чинхе, а также гавани и окрестностей порта Фузан. В случае успеха это давало возможность точно определить численность наличных сил противника в этом районе и принять окончательное решение о способе проводки большого объединенного конвоя.

Саму идею такой разведки предложил капитан Бараташвили. Этот грузинский князь, командовавший выделенной флоту 2-й ротой Восточно-Сибирского воздухоплавательного батальона, помимо горячего темперамента обладал еще и немалым опытом в своем деле. Будучи большим энтузиастом и где-то даже романтиком, он еще в 1902 году поднялся на аэростате почти на шестикилометровую высоту. Виды раскинувшейся под ногами земли произвели на него тогда неизгладимое впечатление. Вот и сейчас он предлагал организовать нечто подобное.

Причем это была продуманная и уже практически подготовленная акция. Еще на переходе из Владивостока Николай Григорьевич тесно сошелся с Федором Ивановичем Подзоровым[12], владельцем одного из фотоателье Владивостока, отправившимся в рискованное плавание в надежде поправить свои дела.

Дело в том, что прибыв в столицу самых восточных земель Российской империи в 1898 году из Харькова, этот неплохой фотограф столкнулся с серьезной конкуренцией. К тому времени здесь работали уже такие известные мастера, как Мацкевич, прославившийся на фотоальбоме о начале Транссиба, за который получил золотую медаль и возможность подписывать свои работы с обратной стороны: «Его императорского величества удостоен высочайшей награды…», и Карл Шульц, получивший широкую известность благодаря пользовавшемуся огромной популярностью «альбому невест», в котором с изрядным мастерством запечатлел всех достойных девиц города.

К тому же до начала войны очень серьезным препятствием в завоевании рынка являлся японский профсоюз фотографов «Сясин сио кумаи». Сейчас-то, понятно, он сошел со сцены, но вряд ли надолго. Все же за многие годы свои постоянные клиенты у Найто, Ямагучи и прочих специалистов этого непростого и недешевого дела уже появились, и сразу вернутся к ним, едва все закончится.

Крестьянский сын Федор, будучи хватким парнем, решил искать возможности продвинуться на еще не паханой ниве военной фотографии. Тут главное имя себе сделать, а дальше само пойдет, конечно, если ремесло вполне освоено. А с этим у него проблем не было. Вояж на Сахалин в рамках этой доктрины оказался довольно успешным. Появились новые заказы, в том числе и из-за границы. Да и нашего не слишком грамотного читателя весьма заинтересовали хорошие картинки с мест боев.

Вот мастер и задумал издать фотоальбом «По следам славных дел русского оружия». Запасся высокочувствительными негативами, особым объективом и прочей премудрой и жутко дорогой техникой и химией, с которой и собрался отправиться в Корею, однако туда, за каким-то бесом, принесло японцев. Поездку пришлось отменить. На Курилы и Хоккайдо тоже не пустили. Явно обозначилась перспектива банкротства. Доходов от ателье на покрытие образовавшихся долгов не хватало, а договор с издательством вот-вот мог сорваться.

Тут выручили старые знакомства в офицерской среде. Панорамные фото с высоты птичьего полета бухты Золотой Рог и залива Посьет ушли на ура, хотя и заинтересовали жандармов и ведомство Русина, немедленно «изъявших на хранение» все негативы с этих съемок и обязавшие Подзорова так поступать и впредь во избежание ненужных эксцессов. В том, что так будет лучше, Федора Ивановича убедил приличный гонорар от