Коршуны, вороны и другие хищные птицы черной тучей кружилинад тростником, где что-то желтело. Наверное, они доклевывали останкикакого-нибудь несчастного и скоро почуют новую, свежую добычу. Может быть,Василию придется испытать еще это… это унижение! И в памяти его вдруг возникломирное сельское кладбище в Аверинцеве, где вместо резных, тяжелых мраморныхгробниц, костров из сандала, сосны и кедра да грязной реки, последнего ложанищих, стояли кресты, осененные плакучими березами. Летом заливались в их зеленойлистве соловьи, осенью щедро сыпалось золото на скромные могилки, зимою укрывалих белый саван да вьюга пела унылые псалмы, ну а весною зацветали на сельскомкладбище ландыши — и такая мирная, утешная воцарялась здесь красота, что смертьказалась вовсе не страшной, злой старухой, а доброй матерью, жаждущей заключитьусталого дитятю в свои мирные объятия…

Там, глубоко в земле, издавна спали предки Василия.

Лежал там стрелецкий сотник Михаила Аверинцев, пытавшийсяобразумить своих «ребятушек», кои вознамерились предаться самозваной царицеСофье [31], забыв честь, государеву присягу и воинский долг. «Ребятушки»закололи его копьями — закололи и жену его Варвару, бесстрашно назвавшую ихзверями лютыми. Могила Варвары там же, рядом с последним обиталищем Михайлы.Рядышком лежат и Григорий Михайлович Аверинцев со своей Прасковьюшкой: он был водном заговоре с Долгорукими[32] и вместе с дружком своим Иваном Алексеевичемвзошел на плаху, где был четвертован; ну а Прасковыошка не пережила известия опозорной казни обожаемого супруга. Лежал там дед Василия — тоже ВасилийАверинцев, зверски убитый в арзамасской вотчине пугачевцами, по частямразрубленный пьяными от крови, своими же крестьянами, которым так не по сердцупришлись барские проклятия, что они для начала вырвали у него язык, а потом,когда очи убиваемого стали жечь злодеев, выкололи ему и очи. Жена его, красотанесказанная, Мелания, назначенная в добычу самому Илье Аристову, ближнемучеловеку Пугачева, была в ту пору заперта в каком-то сарае вместе с младшейсестрой и пятилетним сыном. У нее достало сил выломать прогнившую доску, чтобыдать девушке с ребенком бежать (на прощание была с сестрицы взята клятва, чтодитя она воспитает как свое, родное), а потом, когда пришли за ней пугачевцы,Мелания набросилась на них со слегою, подобранной в углу, и успела проломитьголову двоим, прежде чем третий снял ее выстрелом. Мужа и жену зарыли прямо всаду, и лишь через десяток годков сестра Мелании с племянником отыскализаброшенную могилку и перевезли дорогой прах на семейное кладбище. ТетушкаСерафима, свято клятву, данную сестре, соблюдшая, всю жизнь посвятившаялюбимому племяннику и его семье, упокоилась там же — еще накануне войны сфранцузом.

Каждый из Аверинцевых знал с малолетства: когда пробьет егопоследний час, он обретет покой среди родимых могилок. И теперь Василий всемсуществом своим взывал к дедам и прадедам, которые смотрели на него с небес, —взывал, молил их о несбыточном, невозможном… ибо не всякая ли мольба,обращенная к небесам, несбыточна и невозможна по сути своей и лишь по милостибожьей обретает иные черты?

А между тем течение несло тело все дальше и дальше поширокой водной глади, окаймленной то густым кустарником с торчащими высокимибабулами, акациями, то зарослями тростника, то плоскими голыми берегами, накоторых иногда появлялись животные, пришедшие на водопой. Иногда Василий виделпятнистых и чернобоких оленей, крупных нильга с их длинными, двухаршиннымихвостами, которые покрыты толстыми, жесткими волосами, торчащими в обе стороны,так что хвост оленя напоминает огромное перо. Он видел стада гауров, индийскихбизонов, которые опасливо выставляли из травы свои темные спины и крупныеголовы с рогами, похожими на лиру. Золотые в лучах заходящего солнца буйволы сзолотыми же рогами смирным стадом текли к реке, и чудилось, будто в водысвященной Ганги вливается еще одна — живая, сверкающая золотом — река.

Под одним из деревьев Василий увидел огромный буровато-серыйкамень. Вдруг этот камень зашевелился, и ясно стали видны хобот, бивни, розовыераковины ушей. То был большой слон, который схватил хоботом толстую ветвь иначал ее обламывать, а затем, собрав с нее листья в пучок, отправлял их в рот.Другой такой же «камень» оказался слонихой. Она залезла по брюхо в реку иполивала себя водой. Затем выбралась на берег и начала хоботом вырывать пучкисочной прибрежной травы. Перед тем как отправить такой пучок в рот, слонихатщательно полоскала траву в воде, чтобы смыть с корней землю…

Над рекою, над берегом сновало множество птиц, и везде, чутьли не на каждом дереве, сидели аисты: белогрудые, чернокрылые, красноклювые.Совсем родные, совсем российские аисты! Может быть, они и впрямь прилетели вэту знойную даль из холодной России, где теперь зима и только метели поют своипесни?..

«Вернетесь — расскажете! — мысленно крикнул Василий. —Сядете на крышу нашего дома, защелкаете клювом, и матушка выйдет — может быть,услышит…»

Его саван окончательно промок, и воздушные подушки оседалиодна за другой. Течение бестолково кружило его, то увлекая в глубину, товознося на поверхность… но эти мгновения случались все реже. Не было нивоздуха, ни неба над ним. Не было ни смерти, ни жизни. Только вода — толькобездна воды окружала его!

Последняя причуда волны приподняла его голову, как бы даруявозможность проститься с земным миром, прежде чем навеки улечься на дно реки.

Солнце рассыпало последние золотые искры, тянул легкийветерок. Стаи птиц проносились в воздухе, опускаясь к воде: серые цапли, белыеибисы, забавные аистыразини, колпицы, кулички… Тщеславные павлины игра ли наберегу своими роскошными хвостами, будто красавицы — веерами: распуская и сноваоткрывая их, они, чудилось, любовались своим отражением в спокойной темно-синейводе.

Внезапно один павлин, увидев бесформенный предмет, медленновлекомый течением совсем близко от берега, вскинул свою изящную голову,увенчанную разноцветным хохолком, будто короною, по-змеиному вытянул длиннуютемно-мерцающую шею и, расправив восхитительное опахало своего хвоста, издалпронзительный, тревожный крик, предупреждающий об опасности стаю.

Павлин крикнул… но прошло еще не меньше минуты, прежде чемВасилий осознал, что он уже плывет, режет воду руками, движется, дышит… живет!

Для начала он украл коня.