Шаман и его ученик Неррет (по-настоящему Амактуукнерретуунерк, но кто ж такое выговорит) пошли к находке. Это оказалась круглая посудина, запаянная сверху.

– А вот и съестное. Помнишь, Хельги, хранительница рассказывала про новый способ хранения пищи, когда ее варят в оловянной посуде, а потом закатывают оловом и запаивают? – Ушкуй нахмурился. – Что-то здесь нечисто…

– Да, да! – подтвердил Защитник Выдр. – Нечисто!

– Что? – не понял Хельги.

– Виктрид, зимы здесь сильно холодные? – вдруг озадачился шкипер.

Знахарь-шаман только развел руками от удивления, что Ушкуй даже спрашивает. Шкипер продолжил:

– Эта посудина здесь уже несколько зим провалялась. Будь это чистое олово, его б оловянная чума давно в порошок превратила. Олово на холоде хранить нельзя.

– Точно, как Дедилов оберег по пути с Груманта! – Живорад улыбнулся, показывая отсутствие двух верхних передних зубов. – Так что же это, как не олово?

– Я что, кузнец? Возьмем с собой, покажем знатокам. Заодно, может внутри яд еще сохранился. Саппивок, сколько до стоячего камня осталось?

– Хельгиярл, недалеко, – переубедить шамана с выдрой, считавшего, что «ярл,» «шкипер,» и прочее – часть имен, было невозможно. – День, меньше.

– Живорад, возьми рунную пластинку, может, родне Эгфрида отдадим, – Ушкуй пошел к нартам.

– И сову, – добавил Виктрид. – Сова Раударова была, он ее с другим барахлом на льду бросил, когда Устрашающего затерло.

– Как она тогда здесь оказалась? – ярл покачал головой. – И почему лодка носом к северу стоит?

– Обратно к Темному Змею шли? – знахарь пожал плечами.

– На север? – Хельги фыркнул. – Темный Змей, нарочно, что ли, они такое гиблое имя придумали?

Живорад, закончив собирать в кошель жалкие и одновременно жутковатые памятки, потеребил неоднократно сломанный и оттого очень подвижный нос, чтобы поддержать в последнем кровообращение, и согласился:

– Говорят, как корабль назовешь, так он и поплывет. Вот, он их прямиком в навь и свез.

– Прямиком, было б полбеды, – поправил ярл. – Беда, что они уже в основном там, да вот заканчивать путь не торопятся!

«Недалеко» Саппивока оказалось чуть не полусотней рёст. Впрочем, почти вся дорога шла по почти незаторошенному припаю, покрытому плотным снегом. Путешественникам пришлось замедлиться только один раз, чтобы помочь собакам перевалить нарты через стамуху[103]. Когда нижняя кромка Сунны уже скрылась за далекий и по большей части лишенный в этой части круга земного приметных черт окоем, за сглаженной ветром ледяной грядой показался остров. В закатных лучах отбрасывал длинную тень серый рунный камень.

На его поверхности выступали пять рядов рун. Камнерез, работавший над первыми тремя, явно знал дело и не торопился. Надпись гласила: «Месяц Торри двадцать шестого года законоговорительства Сварта Каменное Слово. Йоарр Карлсон велел поставить этот камень на зимовке кнорров. Уффа высек эти руны, храни нас Эгир и Нертус.» Четвертый ряд, не вырезанный в полную глубину, начинался словами: «Йоарр Матгамайнсон пал в день…» Далее руны обрывались. Наконец, в пятом ряду, царапины в камне, словно продранные когтем, складывались в бессмысленно леденящее: «Их с воем собрал из волн ужаса залит кровью с весел из брюха медведя идите прочь.»

В медленно меркнущем свете, Хельги вымазал камень смесью сажи с сосновой смолой и небольшим количеством зимнего пива, из которого большая часть воды вымерзла, так что смесь равномерно покрыла надписи. Помогая ему, Ушкуй и Живорад развернули кусок тонко выделанной шкуры местного зверя, чье название дословно переводилось как «большой и ленивый,» и прижали ее к смазанной поверхности. Хельги прогладил шкуру руками, чтобы оттиск надписи остался на ней. Осторожно, чтобы не смазать, трое отлепили шкуру от камня и полюбовались содеянным.

– Нертус? – подивился шкипер Пря́мого.

– Наша, в смысле энгульсейская, богиня, хранительница земли, хранительница всего живого, – дал ответ Виктрид. – Почти как у Инну, только наоборот, у нас, в смысле, у Инну, Седна – богиня-хранительница моря.

– А кто такой Йоарр Матгамайнсон, и почему так важно, что он пал? – Ушкуй снял с головы волчий треух, развязал уши, опустил их, и нахлобучил шапку обратно.

– Сдается мне, тот же, кого мы знали как Йоарра Карлсона, – предположил Хельги. – Матгамайн, что же это имя мне напоминает? Отец или Виги наверняка знали бы…

– Матгамайн – старший брат Брианна, конунга Туад Хумайна, Туад Хумайна и прилежащих земель, – неожиданно выдал Виктрид. – Раудар мне рассказал, на случай если он погибнет.

– Кром, что ж ты раньше-то молчал? – возмутился ярл Хейдабира.

– Я думал, я думал, ты, ярл, знаешь…

– Племянник конунга, даже дикарского, особенно от старшего сына, это уже не хвост собачий… Если его заколдовали или отравили, и откроется, что это связано с Бардом, значит, и Йормунрек мог руку приложить. Знать бы еще, в чем его выгода угробить Брианнова родича… – Хельги попытался просчитать ходы в игре конунгов, но махнул рукой. – Привезем шкуру… Ушкуй, как ты назвал этого зверя?

– Неспешун.

– Привезем шкуру неспешуна с оттиском камня Адальфлейд, с оттиска сделаем списки, один Хёрдакнуту.

– И по одному Люту с Селимиром, – добавил Ушкуй.

– Хельгиярл, ты узнал? – начал Саппивок, далее перейдя на язык Инну, как называли себя охотники и рыбаки дальнего севера.

– Он спрашивает, кто навел порчу на Йоарра и его ватагу? – перевел одноглазый.

– Точно не узнал, – Хельги нарочно замедлил речь, чтоб Саппивок понял. – Но хорошая догадка есть. За море вернемся, там узнаем.

– Хельгиярл, можно…

Саппивок остановился, ища танское слово, чтобы задать вопрос, но тут Неррет что-то затараторил. Саппивок пространно ответил ему, показывая то на камень, то на шкуру, потом сказал что-то покороче Виктриду, и добавил по-тански (или близко к тому):

– Мнусложно, переведь. Правильвонолшебство.

Виктрид подумал, и объяснил так:

– Лососевый Обжора спросил, что мы сделали с оттиском. Защитник ему втолковал, что проклятие переходит с камня на оттиск, и уедет вместе с ним, уедет за море. А там оно перейдет на проклявшего, если мы, мы его найдем. Еще он говорит, вы вовремя это сделали, потому что проклятие крепнет. Когда учитель несколько лет назад показывал Защитнику этот камень, пятого ряда рун еще не было.

Примерно в половине рёсты от стен Скиллеборга, докуда камнеметы доставали уже с некоторым трудом, знамена с тремя сцепленными красными треугольниками на белых (вернее, когда-то бывших белыми) полотнищах полоскались над изрядных размеров скоплением пеших и всадников.