в силу врожденного темперамента) он не откажется верить в чудеса, то явление призрака будет для него убедительным. Но если он с самого начала не склонен верить в чудеса, то сохранит скептицизм, сколько бы призраков ему ни являлось, и это отношение разделяют многие другие люди, тоже очевидцы подобных штучек медиума.

739 Человеческое наблюдение легко нарушить бесчисленными способами, и многие из них до сих пор совершенно неизвестны. Например, целая школа экспериментальной психологии сейчас занимается «психологией доказательств», то есть именно проблемой наблюдения. Профессор Вильям Штерн[258], основатель этой школы, опубликовал результаты экспериментов, в которых человеческая наблюдательность предстает в дурном свете. А ведь Штерн работал с образованными людьми! На мой взгляд, нам суждено еще несколько лет терпеливо работать в направлении, заданном школой Штерна, прежде чем мы сможем подступиться к трудному вопросу о реальности спиритуалистических явлений.

740 Что касается сообщений о чудесах в литературе, то мы не должны, несмотря на всю нашу критику, упускать из вида ограниченность наших знаний, иначе может произойти нечто постыдно человеческое, и мы окажемся в таком же неловком положении, как академики, внимавшие «сказкам» Хладни о метеорах, или уважаемый Баварский совет врачей[259]. Тем не менее нынешнее положение дел дает достаточно оснований спокойно дожидаться появления более убедительных физических доказательств. Если, сделав поправку на сознательную и бессознательную ложь, самообман, предубеждение и прочее, мы все же отыщем нечто положительное, то точные науки непременно покорят эту область экспериментами и проверками, как бывало во всякой другой области человеческого опыта. Пусть многие спиритуалисты хвастаются своей «наукой» и «научным знанием»; это, конечно, раздражающая чепуха. Им недостает самокритики и элементарных познаний психологии. В сущности, они не хотят, чтобы их учили чему-то лучшему; они жаждут и впредь верить – не понимая, что это крайне наивно ввиду наших человеческих недостатков.

Предисловие к книге К. Г. Юнга «Phénomènes occultes»[260]

741 Очерки, собранные в этой маленькой книжице, были написаны в тридцатилетнем промежутке – первый, «Оккультные явления», в 1902 году, а последний, «Душа и смерть», в 1932 году. Причина, по которой я счел возможным их объединить под одной обложкой, заключается в том, что все три очерка связаны с определенными пограничными проблемами человеческой психики, с вопросом существования души после смерти. В первом очерке рассказывается о молодой девушке, страдавшей сомнамбулизмом и утверждавшей, будто она общается с духами умерших. Второй очерк рассматривает проблематику диссоциации и вопрос о «частичных» душах (то есть о расщеплении личности). В третьем очерке обсуждается психология веры в бессмертие и возможность продолжения жизни души после смерти тела.

742 Точка зрения, которой я придерживаюсь, – это точка зрения современной эмпирической психологии, подкрепленной научным методом. Пусть все три очерка затрагивают темы, которые принято относить, как правило, к области философии или богословия, будет ошибкой полагать, что психология интересуется метафизической природой проблемы бессмертия. Никаких метафизических «истин» психология установить не может и даже не пытается. Ее интересует исключительно феноменология психики. Идея бессмертия – это психическое явление, с которым мы сталкиваемся повсеместно. Всякая «идея», с психологической точки зрения, есть феномен, точно так же, как «философия» или «богословие». В понимании современной психологии идеи – сущности, подобно животным или растениям. Научный же метод состоит в описании природы. Все мифологические идеи по своей сути реальны, они намного старше любой философии. Как и наши знания о физической природе, изначально они были восприятиями и переживаниями. Поскольку такие идеи универсальны, они суть симптомы, характеристики или нормативные показатели психической жизни; они присутствуют у нас естественным образом и не нуждаются в доказательствах своей «истинности». Единственный вопрос, который мы можем с пользой для себя обсудить, таков: в самом ли деле они универсальны? Если отвечать утвердительно, значит, идеи принадлежат к природным составляющим нормальной структуры психики. Даже если их почему-то не удается отыскать в сознании конкретного индивидуума, они все присутствуют в бессознательном, но такой случай – уже аномалия. Чем меньше этих универсальных идей выявляется в сознании, тем больше их будет в бессознательном и тем сильнее оказывается их влияние на сознательный разум. Такое положение дел поневоле побуждает устанавливать сходство с невротическим расстройством.

743 Нормально думать о бессмертии и ненормально не делать этого или вообще не задумываться по этому поводу. Если все употребляют соль в пищу, то это нормально, и ненормально этого не делать. Но данный факт ничего не сообщает нам о «правильности» употребления соли или об идее бессмертия. Строго говоря, этот вопрос не имеет ничего общего с психологией. Бессмертие, как и существование Бога, невозможно доказать ни философски, ни эмпирически. Мы знаем, что соль необходима для нашего физиологического здоровья, однако едим ее вовсе не по этой причине, а потому, что пища с солью становится вкуснее. Нетрудно вообразить, что задолго до возникновения какой-либо философии люди инстинктивно выяснили, какие именно идеи необходимы для нормального функционирования психики. Только довольно глупый разум пытается идти дальше этого и высказывать мнение о том, возможно бессмертие или нет. Этот вопрос нельзя задавать по той простой причине, что тут нечего обсуждать. Что еще важнее, упускается из виду столь существенное обстоятельство, как функциональная ценность идеи самой по себе.

744 Если некто не «верит» в соль, врач должен разъяснить, что соль необходима для физиологического здоровья человека. Точно так же, на мой взгляд, врачевателю душ не пристало соглашаться с модными глупостями; он должен напоминать пациентам о норме структурных элементов психики. Из соображений душевной гигиены лучше не забывать об этих оригинальных и универсальных идеях; там, где они исчезают, ввиду пренебрежения или засилья интеллектуального фанатизма, следует восстановить их как можно быстрее, невзирая на любые «философские» доказательства в пользу этих идей или против них (что, в общем-то, невозможно). Как представляется, наше сердце лучше помнит о том, что полезно для психики, а вот голове присуща довольно нездоровая склонность вести «абстрактное» существование и легко забывать непреложный факт: сознание угасает в тот миг, когда сердце перестает справляться со своими обязанностями.

745 Идеи – не просто счетчики, используемые расчетливым умом; это еще и золотые сосуды, полные живого чувства. «Свобода» – не просто абстракция, но также эмоция. Разум становится неразумием, будучи отделен от сердца, и душевная жизнь, лишенная всеобщих идей, страдает от недостатка «питания». Будда однажды сказал: «Монахи, есть четыре вида питания для поддержания существ, которые уже возникли, и для содействия тем, которым предстоит возникнуть… Первая пища – съедобная, грубая или мелкого помола; вторая – прикосновение; третья – мыслительная способность ума; а четвертая