Чем дольше Малика размышляла, тем больше убеждалась, что именно Иштар сделал подкоп под системой. Но потом взошёл на престол и встал во главе системы. Теперь он сам система.

Поднявшись по лестнице и очутившись в вытянутом помещении, Малика увидела возле арочной двери двух будущих кубар и замедлила шаг. В душу закрались сомнения: правильно ли она поступает? Если сейчас остановиться и ещё раз подумать, сомнения пустят корни. Нет, останавливаться нельзя.

Оставив служанку снаружи, Малика переступила порог и окинула взглядом комнату Услады Глаз. Сквозь высокий стеклянный потолок просматривались лёгкие облака и ярко-синее небо. В боковых стенах, покрытых выпуклыми звёздами, были расположены две двери – друг напротив друга. За одной находились покои Иштара, за другой – Хоромы Луны. Возле окна, затканного серебряным узором, стояла кушетка с парчовыми подушками.

Фейхель говорила, что эта комната использовалась по назначению лишь в первый год правления Шедара, когда девушек ему дарили, и в полупустых Хоромах ещё летало эхо. Сюда приводили кубар, Шедар приказывал им снять платья и лучших отбирал на ночь. Потом ему надоело взирать на одинаковые фигуры, и отбором занималась мать-хранительница. Когда ей сообщали, что у хазира хорошее настроение, она отправляла к нему темнокожих девушек. Когда говорили, что хазир не в духе, к нему шли светлокожие.

А потом это надоело и Фейхель. Она составила список имён, и кубары ходили в дом Наслаждения по очереди.

Дом Наслаждения… Малика постеснялась расспросить, где он находится, и надеялась, что никогда его не увидит. Ей было бы неприятно смотреть на приступки у подножия кровати и представлять, как по ним ползут кубары. Неприятно смотреть на постель, на которой извивались и потели обнажённые тела. Смотреть на окна, которые зашторивают, чтобы луна не подглядывала, как девушки снимают чаруш, встают на колени и открывают рты.

Малика прислонилась спиной к стене и, опустив голову, уставилась на ковёр. Новый ковёр, пушистый, не придавленный чьими-то ногами. Возможно, его постелили сегодня, и она первая, кто на него встал.

Тихо открылась боковая дверь. Войдя в комнату, Иштар уселся на кушетку. Раскинув руки, опустил их на спинку, обитую белым шёлком в узкую чёрную полоску, и закинул ногу на ногу. Поза хозяина жизни.

– Вообще-то я не смотрю на кубар. В моём кубарате действовали другие правила, – сказал он и посмотрел на Малику, словно спрашивая: ты о них знаешь?

Она улыбнулась – для себя. Воображение быстро сформировало картину: Иштар встряхивает вазу, в ней тарахтят разноцветные камешки, из узкого горлышка на широкую ладонь выкатывается красный кусочек счастья Хатмы.

Малика оттолкнулась от стены:

– В своём кубарате ты можешь устанавливать любые правила. Но я купила двух девушек. Одну подарю тебе, другую Хёску.

– А ему-то за что?

– В знак примирения. Поэтому попросила тебя прийти и сделать выбор. Посмотришь сразу обеих или по отдельности?

– Сразу. У меня мало времени.

Малика впустила в комнату девушек. Те распластались на полу и вжали лица в ковёр.

– Любую, – сказал Иштар.

– Ту, что справа или слева.

– Мне всё равно. Я вижу, что у них хорошие фигуры. Этого достаточно.

Посмотрев на гибкие спины и упругие ягодицы, обтянутые серыми платьями, Малика усмехнулась. Женские попы привлекают мужчин сильнее, чем женские лица.

– У них разный размер груди, – промолвила она и приказала девушкам встать.

Словно издеваясь над ней, Иштар проговорил:

– Пусть снимут платья.

– А чаруш?

– Зачем?

– У тебя самый дорогой конь, самые красивые корабли и самая богатая страна. У хазира всё самое лучшее. Как ты выбираешь кинжал? Рассматриваешь только рукоятку или только лезвие? Или смотришь кинжал целиком?

Немного подумав, Иштар кивнул:

– Пусть снимут.

Малика подошла к одной из девушек и, расстегнув на её шее зажим, сдёрнула накидку. Кенеш громко икнула и упала на пол.

– Эта подойдёт? – спросила Малика. – У неё тонкая талия, полная грудь, стройные ноги. На лицо ты всё равно смотреть не будешь.

Иштар окатил Малику презрительным взглядом.

– Даже не улыбнёшься? – спросила она, чувствуя, как по затылку забегали неприятные мурашки.

– Мне не нравятся твои шутки, – сказал Иштар и поднялся.

– Подожди, я покажу тебе вторую девушку.

– Я догадываюсь, кто это.

– Догадываешься, но точно не знаешь, – проговорила Малика и сняла чаруш с головы Галисии.

Взор Иштара остался надменным, презрительным. Тёмные губы не дрогнули, не изогнулась чёрная бровь. Сердце Малики ухнуло в яму. Неужели он настолько охладел к дворянке?

Галисию трясло с такой силой, словно её окунули в прорубь и выставили на лютый мороз. Кровь отхлынула от щёк, взгляд застыл. Казалось, ещё секунда, и Галисия потеряет сознание.

– Скажи ей хотя бы слово, – попросила Малика. – Иштар, пожалуйста. Хотя бы одно слово, и мы уедем.

Он прогулочным шагом направился к выходу из комнаты.

– Это точка, Иштар, – выкрикнула Малика. – Надеюсь, ты понимаешь? – И вздрогнула от хлопка двери.

Рухнув на колени, Галисия уткнулась лицом в ладони. Она плакала тихо, самозабвенно, а Малика пыталась вспомнить, когда последний раз дворянка светилась от счастья, когда васильковый взор излучал любовь, а не тоску. В Ракшаде Галисия разучилась смеяться, но хваталась за надежду, как за соломинку. Вернувшись в Грасс-дэ-мор, она схватится за Адэра.

***

День близился к концу. Стояла жара, а небо будто покрылось коркой льда: было ровным, блестящим. Облокотившись на перила Малика смотрела на затихший сад и пыталась убедить себя, что рада решению Галисии поехать домой.

Среди деревьев мелькнул тёмный силуэт. На аллею вышел Иштар и с решительным видом устремился к лестнице. Прошуршав тёмно-серым плащом, взлетел по ступеням. Малика выпрямилась.

– Из дворца два раза выходила старуха, но никто из караульных не смог припомнить, чтобы она возвращалась, – промолвил Иштар, придавив Малику тяжёлым взглядом.

– Видимо, у тебя мало работы, если ты следишь за старухами.

– Выход женщин из дворца – редкое явление. О таком мне докладывают сразу. Караульные меняются через каждые шесть часов. В преступной халатности обвинили три смены – тридцать шесть воинов, которые стояли на посту у входа в Приют Теней. Командир решил, что кто-то из них не занёс в журнал время прихода старухи. Восемнадцать воинов были арестованы в первый день, и столько же во второй день.

– Тебе придётся их отпустить.

– Старуха выходила дважды. Ты покидала дворец в эти же дни. И возвращалась с будущей кубарой. Якобы с кубарой. С тобой в паланкине сидела эта старуха. Ты провела носильщиков – трое из них твои люди. Они ведь на самом деле думали, что несут во дворец тебя и девушку. Ты провела дворцовую охрану, которой запрещено досматривать паланкин шабиры. Ты провела мать-хранительницу, вынудив её пустить тебя в комнату Услады Глаз. Ты провела всех, но не меня.