– Ты меня поддержал, когда Шедар взъелся на меня в храме, а я не успела тебя поблагодарить.

– Шедар вёл себя бестактно. Но он всегда был таким.

Малика неосознанно поискала пуговицу на манжете рукава:

– Надеюсь, ты не сильно из-за меня пострадал?

Альхара сцепил пальцы и положил руки на колени:

– Когда уезжаешь?

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Ты не знаешь, как в Ракшаде добиваются покорности?

Малике стало жарко.

– Наказывают не нарушителя закона, а того, кто ему дорог, – проговорила она и задержала дыхание, надеясь, что Альхара опровергнет её слова.

Смотрела в его непроницаемые глаза и понимала, что опровержения не будет. Именно так Иштар наказал её за непослушание и дерзость – обрушил свой гнев на Драго.

– Пришлось столкнуться с системой? – спросил Альхара.

Система… знакомое слово. Муж Самааш, избивая супругу, мстил системе. Но что это?

Малика выпрямила спину:

– Я хочу увидеть твою жену. И детей.

– Сыновья в армии, у дочки урок астрономии.

– Жену.

Альхара неопределённо пожал плечами:

– Идём.

Они пересекли несколько комнат, предназначенных для приёма гостей. Возле лестницы, ведущей на второй этаж, сняли обувь и омыли ноги в двух отдельных чашах. Поднявшись по трём лестничным маршам, оказались в холле.

Указав Малике на креслице возле картёжного столика, Альхара заглянул в одну из комнат, прилегающих к холлу:

– Чари! У нас гости.

Малика сжала подлокотники кресла. Муж и жена живут в одном доме? Второй этаж принадлежит жене, а первый мужу? А где находится кубарат?

Отодвинув на окне занавеси, Альхара присел на край подоконника и, скрестив на груди руки, устремил взгляд в пустоту. Он словно погрузился в омут своих мыслей и забыл о шабире.

В холл вошла высокая женщина, одетая в чёрное платье и чёрную чаруш. Увидев на груди Малики цепь с символом шабиры, упала на колени и упёрлась ладонями в пол.

– Поднимись, пожалуйста, – попросила Малика.

Женщина подчинилась.

– Меня зовут Эльямин. А тебя Чари. Верно?

– Она не говорит, – промолвил Альхара.

– Я могу снять с неё чаруш?

– Ты шабира.

Подойдя к Чари, Малика расстегнула зажим на её шее, сняла с неё чаруш и сделала шаг назад, чтобы рассмотреть женщину. Чари было от силы лет двадцать пять – почти ровесница Малики. Красивое шоколадное лицо, тоскливые, чуть навыкате кофейные глаза, маленький рот. Каштановые волосы были заплетены в косички так туго, что брови заняли неестественно приподнятое положение, будто женщина постоянно удивлялась.

– Она немая, но не глухая, – сказала Малика, разглядывая золотые серьги в ушах Чари. Красивые серьги: завитки, соединённые тончайшей сеткой.

– Ей отрезали язык.

Малика рывком повернулась к Альхаре:

– Как – отрезали?

– Когда-то я произнёс перед Хазирадом крамольную речь.

– Произнёс ты, а наказали её?

Сжав губы, Альхара кивнул.

– И что ты такого сказал?

– Я заступился за воинов. Но Шедар всё равно казнил их. Иштару удалось сплотить вокруг себя людей, которые хотели перемен в армии. Это была не просто сотня воинов, а сотня командиров. Они поддерживали его и пошли бы за ним хоть к дьяволу. И вдруг Иштар попадает к вам в плен.

– Шедар казнил их вместо Иштара.

Альхара кивнул:

– Командиров, их жён и кубар.

– А детей? – Малика приблизилась к нему. – Что стало с детьми?

– Если я скажу, меня и мою семью уничтожат.

– Альхара, я виновата перед тобой. Ты пострадал из-за меня, а я ни разу не пришла и не поинтересовалась: как ты, где ты.

– Шабира никогда и ни перед кем не бывает виноватой.

– Виновата. Я предлагала тебе дружбу, а повела себя как предатель. Мне очень стыдно. И мне тяжело говорить, что ты можешь мне доверять. Я не заслужила твоего доверия.

Альхара посмотрел Малике за спину. Малика оглянулась. В глазах Чари застыл страх. Она не верила шабире…

Повернувшись к Альхаре, Малика легонько пожала ему руку:

– Мне лучше уйти. – И направилась к двери.

– Их дочерей мы успели разобрать по кубаратам.

Малика обернулась:

– Дочерей командиров?

– Да. Когда наш информатор передал нам список людей, которых Шедар решил казнить вместо Иштара, мы пошли к ним и забрали дочерей. Многим не было ещё и тринадцати, но так надо было. Наши кубараты неприкосновенны, пока нас самих не приговорят к смертной казни.

Малика вновь приблизилась к Альхаре:

– Поговорим наедине?

– У меня нет от жены секретов.

– Ты сказал: мы. Мы пошли...

– Мы. Расшифровки не будет.

– А сыновей удалось спасти?

– Не всех. Многие находились в воинских частях. А кое-кого удалось спрятать.

– Где?

Альхара отрицательно покачал головой:

– Не скажу.

– Если ты считаешь, что я выдам тебя…

– Я считаю, что есть тайны, которые лучше никому не знать.

– Ты заступился за командиров, а наказали твою жену. Это какое-то безумие…

– Они взяли моих детей и неделю держали в клетке под палящим солнцем. Давали пить только утром и вечером. Моей дочери было семь лет.

– Подожди. – Стянув с головы чаруш, Малика упёрлась руками в подоконник. – Сейчас ей восемь.

– Да, это было полтора года назад.

Малика помнила, когда Иштара взяли в плен. Но ей были нужны паузы между фразами Альхары. Разум отказывался принимать информацию, которая казалась кошмарной выдумкой, бредом сумасшедшего человека.

– Сыновей забрали из воинской части, – продолжил Альхара. – Старшему было одиннадцать. Младшему три. Их посадили в клетку и заставили наблюдать, как воины умирают от жары и жажды.

Малика силилась сделать вдох. Воображение рисовало раскалённую пустыню, сотню мужчин, прикованных к столбам вниз головой, и клетку с маленькими детьми…

– Когда их вернули нам, их тела были покрыты волдырями. Через месяц сыновей вновь забрали в армию, а дочка до сих пор спит при включенном свете.

Малика повернулась лицом к Чари:

– Как ты это пережила?

Женщина опустила голову, явно скрывая слёзы.