— Чем могу помочь? — спросила она, усевшись засвой стол.

Я вручила ей пачку бумаг. Глаза у нее стали как блюдца.

— Но… что… ты не можешь… — Я постучала пальцем побумагам.

— Могу. Тут все заполнено как надо.

Все еще в шоке, она пробормотала, чтобы я подождала,торопливо покинула комнату и спустя несколько минут вернулась с директрисойКировой. Та, по-видимому, уже была в курсе и устремила на меня осуждающийвзгляд поверх своего похожего на клюв носа.

— Мисс Хэзевей, что все это означает?

— Я уезжаю, — ответила я. — Выбываю. Бросаю.Как вам угодно это назвать.

— Ты не можешь сделать этого.

— Ну, могу, очевидно, поскольку вы держитесоответствующие документы в библиотеке. Я заполнила все, как требуется.

Ее гнев сменился грустью и беспокойством.

— Я понимаю, в последнее время произошло много разного…нам всем трудно с этим справиться… но это не повод принимать поспешные решения.Если уж на то пошло, сейчас ты нужна здесь больше, чем когда-либо.

Она говорила почти умоляющим тоном. Просто не верилось, чтополгода назад она хотела исключить меня из школы.

— Это не поспешное решение. Я хорошо обдумала его.

— Давай, по крайней мере, пригласим твою мать, чтобы мымогли обсудить его вместе.

— Она три дня назад отбыла в Европу. Впрочем, это неимеет значения. — Я указала на строчку лежащей сверху формы, где былонаписано «дата рождения». — Сегодня мне исполнилось восемнадцать, и большеона не в состоянии влиять на меня. Это мой выбор. Теперь, может, вы поставитепечать на эти формы или продолжите попытки удержать меня? Уверена, в схватке яодолею вас, Кирова.

Хоть и с явным неудовольствием, они поставили печати на моидокументы. Секретарь сделала копию официальной бумаги, где было сказано, что ябольше не студентка Академии Святого Владимира. Мне требовалось предъявить еена выходе.

Это была долгая дорога, и западная часть неба окрасиласькрасным, когда солнце опускалось за горизонт. Потеплело, даже ночью. Наконец-тонаступила весна. Это было хорошо, поскольку мне предстояло довольно долгодобираться до шоссе. Оттуда я автостопом поеду в Мизулу. Путешествоватьавтостопом небезопасно, но серебряный кол в кармане куртки создавал ощущениеуверенности, с чем бы мне ни пришлось столкнуться. После рейда никто не отобралего у меня, и он наверняка сработает так же хорошо против скверных людей, как ипротив стригоев.

Я уже стояла у самых ворот, когда почувствовала ее. Лисса. Яостановилась и повернулась к рощице покрытых почками деревьев. Она стояла срединих совершенно неподвижно и сумела так хорошо скрыть свои мысли, что я неосознавала ее присутствия, пока не оказалась практически рядом. Ее волосы иглаза блестели в свете заката. Она представлялась слишком красивой, слишкомнеземной, чтобы быть частью этого унылого ландшафта.

— Привет, — улыбнулась я.

— Привет. — Она обхватила себя руками, замерзаядаже в куртке.

Морои не обладают такой сопротивляемостью к перепадамтемператур, как дампиры. Та погода, которую мы воспринимали как теплую, ужевесеннюю, ей все еще казалась холодной.

— Я знала. Знала с того дня, как стало известно обисчезновении его тела. Что-то подсказывало мне, что ты поступишь так. Я простождала, когда это произойдет.

— Ты что, научилась читать мои мысли? — с грустьюспросила я.

— Нет, я просто научилась понимать тебя. Наконец-то.Просто не верится, насколько я была слепа. Просто не верится, что я ничего незамечала. Слова Виктора… Он был прав. — Она бросила взгляд в сторонузаката и снова повернулась ко мне. Вспышка гнева — и в ее взгляде, и в чувствах— обрушилась на меня. — Почему ты ничего не рассказывала мне? —закричала она. — Почему не рассказывала, что любишь Дмитрия?

Я просто стояла и смотрела, не в силах припомнить, когда впоследний раз Лисса кричала на кого-либо. Может, прошлой осенью, когдатворилось все это безумие с Виктором. Громогласные вспышки чувств — моя стихия,не ее. Даже когда она терзала Джесси, ее голос звучал пугающе спокойно.

— Я не могла рассказать никому, — ответила я.

— Я твоя лучшая подруга, Роза. Мы через все проходиливместе. Ты правда думаешь, что я разболтала бы? Я умею хранить секреты.

Я опустила взгляд.

— Знаю. Я просто… ну, не могла говорить об этом. Даже стобой. Не знаю, как объяснить.

— Насколько… — Она силилась сформулировать вопрос,который смутно вырисовывался в ее сознании. — Насколько это было серьезно?Только ты любила его или?..

— Это было обоюдно, — ответила я. — Ониспытывал ко мне те же чувства. Но мы оба понимали, что не можем быть вместе…учитывая нашу разницу в возрасте и… ну, то, что мы оба должны защищать тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Дмитрий всегда говорил, что, если у нас с ним что-тобудет по-настоящему, мы станем думать о защите не столько тебя, сколько другдруга. Этого мы не могли допустить.

Чувство вины пронзило ее вместе с мыслью, что именно онамешала нашему сближению.

— Это не твоя вина, — быстро добавила я.

— Конечно… наверняка был способ… это не могло создатьнеразрешимую проблему…

Я просто пожала плечами, не желая вспоминать, а тем болееговорить о нашем последнем поцелуе в лесу, когда мы с Дмитрием думали, чтонашли решение всех проблем.

— Не знаю, — сказала я. — Мы просто старалисьдержаться подальше друг от друга. Иногда получалось, иногда нет.

Ее обуревали эмоции. Она сочувствовала мне, но одновременнои злилась.

— Ты должна была рассказать мне, — повторилаона. — У меня такое чувство, будто ты не доверяешь мне.

— Конечно, я доверяю тебе.

— Тогда почему убегаешь украдкой?

— Доверие тут совершенно ни при чем. Это все я… Ну, мнебыла невыносима мысль рассказывать тебе, что я уезжаю, и объяснять почему.

— Я и так знаю, — бросила она. — Догадалась.

— Как?

Сегодня Лисса была полна сюрпризов.

— Помнишь прошлую осень, когда мы ездили в Мизулу?Чтобы походить по магазинам? Вы с Дмитрием разговаривали о том, как превращениев стригоя делает человека извращенным, злобным… разрушает прежнюю личность…заставляет совершать ужасные поступки. И я слышала… — Ей было трудноговорить об этом, а мне еще труднее слушать. Я почувствовала на глазах влагу.Это было ужасно — вспоминать тот день, когда мы сидели рядом и впервыепочувствовали влечение друг к другу. Лисса сглотнула и продолжила: — Я слышала,как вы оба были согласны с тем, что лучше умереть, чем стать монстром.